— В чем дело, Николай? — поинтересовался Адам. Он вынул из кармана свой наган и положил его на стол.
— Похоже, что в отряде завелся предатель, — объяснил Шмель, убирая со стола наган и пряча его в свой вещмешок.
— Ну, а я здесь причем? — удивился Адам. — Ты хочешь сказать, что это я вчера навел немцев на разведдозор Тычко? Может быть, я ему и уши отстрелил?
— Не уши, а ухо, — уточнил командир, — ты не кипятись, разберемся. Здесь другая беда. Твои бойцы, что сегодня на Липки пошли, в засаду угодили. Никто не выжил, всех немцы положили. Суть в том, что о деталях операции и о самой операции никто, кроме меня и тебя, не знал. Ну и, кроме него, конечно, — Шмель головой указал на особиста. — План держался в тайне, и только сегодня перед выходом я сообщил товарищам боевую задачу. Что прикажешь думать? На кого? — командир грохнул кулаком по столу и выматерился.
— Так ты и особиста разоружи, — посоветовал Адам, — ведь кроме себя тебе больше некому доверять.
— Особиста не могу, — немного успокоившись, посетовал Шмель. — Ладно. Вязать тебя, Адам, я не буду, но и глаз не спущу. Ты думай что хочешь, но походишь пока без оружия, а со временем разберемся. Сам рассуди, как бы ты на моем месте поступил? А, курва? Ну а сейчас всем пора сматываться. Кто знает, что немцам о нас еще известно. Все! Кругом, шагом марш.
* * *
Операция по ликвидации партизанского взвода, посланного со спецзаданием в Липки была проведена по всем правилам заранее подготовленной засады. Огневая группа под личным командованием Гетлинга пропустила головной дозор и встретила остальных партизан на внешней стороне изгиба дороги, ведущей к деревне. Снайпер «сработал» предположительного командира, остальных немцы накрыли плотным пулеметным огнем. В считанные секунды с партизанами было покончено. Последний оставшийся в живых боец подорвал себя гранатой, прихватив с собой в могилу двух пытавшихся его пленить эсэсовцев.
— Шайзе, шайзе! — выругался после взрыва Гетлинг, до конца надеявшийся на то, что его группа не понесет потерь. Он прогулялся по месту боя, всматриваясь в лица убитых партизан и думая о чем-то своем, потом приказал погрузить оружие в отбитые у противника подводы, и еще раз мысленно упрекнул себя за потери в личном составе. «Кто их разберет, этих славян, они все такие разные, — думал Лотар. — Одни с легкостью идут на предательство ради спасения своей никчемной шкуры. Другие, уже единожды предавшие, стреляют себе в голову из карабина в страхе запятнать свою душу убийством жида-унтерменша. Лишь третьи, вроде этого подорвавшего себя гранатой парнишки, вызывают уважение. Я бы на его месте скорей всего поступил точно так же…»
Выдвигать крупные силы для уничтожения основных партизанских сил Лотар не счел необходимым. Мобильный противник уже через час наверняка свернет все свое хозяйство и умотает за тридевять земель. «Достанем его чуть позже», — решил Гетлинг и отдал приказ возвращаться домой. На подъ-езде к городу его колонне, состоящей из двух мотоциклов и грузовика с солдатами, повстречалась гужевая, мчащаяся во весь опор повозка. Управляла ею молодая особа, которая однажды уже попадалась на глаза Гетлингу. «Дочка или внучка сапожника, — вспомнил Лотар. — Интересно, — подумал он, провожая Стефанию взглядом из своей мотоциклетной люльки, — куда это она так спешит? Впрочем, черт с ней. На сегодня и так достаточно… И умственной, и физической работы…»
Гауптштурмфюрер зевнул. Солдаты в машине затянули величайший военный шлягер всех времен и народов — песню «Лили Марлен». Для этой песни каждое воинское подразделение придумывало свой, отличительный от оригинала текст. Гетлинг присоединился к исполнителям, в диссонанс, пропев первый куплет на свой лад, так, как пели его товарищи из разведки на восточном фронте под Смоленском в сорок первом:
Ich шиб heut'an dich schreiben,
mir ist das Herz so schwer,
ich mufi zu Hause bleiben
und lieb' dich doch so sehr.
doch trosten kann mich das ja nicht,
ich wart'an der Lateme.
Deine Lili Marleen [9] Мне нужно сегодня тебе написать, у меня так тяжело на сердце. Мне нужно остаться дома, но я все равно тебя очень люблю. Ты говоришь, что ты всего лишь выполняешь свой долг, но меня это не утешает. Жду тебя у фонаря. Твоя Лили Марлен. — нем.
.
* * *
Генрих высадил Штольберга у комендатуры, вручил ключи от «Опеля» поджидавшему его там солдату из автомастерской и неспешным шагом отправился к месту явки. По пути Генрих несколько раз «проверился», постоял у витрины бакалейной лавки, что напротив дома сапожника Гамулки, разглядывая в ее стекле отражение происходящего у себя за спиной. Не обнаружив ничего подозрительного, вошел в мастерскую.
Читать дальше