Татьяна Сахарова - Добрая фея с острыми зубками

Пожар в доме малютки — это чья-то служебная безалаберность. То ли курили в неположенном месте, то ли плохо электропроводку чинили. А теперь пытаются снять с себя вину, выискивая доказательства поджога.

Остается еще внедорожник на лесной дороге. И что ему от меня, интересно, понадобилось? Возможно, все-таки прав был Сергей Генералов. Подвыпивший водитель решил таким образом позабавиться. У богатых, как говорится, свои причуды. Или, может быть даже, какой-то бизнесмен-извращенец устроил подпольный тотализатор, и я случайно превратилась в живую мишень.

Короче, сегодня надо укладываться спать, а завтра, надеюсь, мы накопаем что-нибудь интересное в архиве. Но уснуть у меня получилось не сразу. Не успела я лечь в кровать, как раздался звонок в дверь.

Открыв, я обнаружила на пороге Никиту Когтева. Вместо «здрасьте» он тут же попытался запечатлеть на моих губах страстный поцелуй. Мне едва удалось увернуться.

— Никита? Ты что тут делаешь на ночь глядя? — испуганно спросила я и сама же удивилась собственной глупости. Конечно же, Никита заявился на ночь глядя, чтобы переночевать со мной, то есть с Мариной, что и дал понять незамедлительно, предприняв еще одну попытку меня поцеловать.

Поскольку роман со старинным Генкиным приятелем в мои планы не входил, а объясняться с чужим любовником я сочла неразумным, то все, что мне оставалось, это спровадить Когтева восвояси, сославшись на трудный день и ужасную головную боль. Маринка эту кашу заварила — пусть сама ее и расхлебывает. Именно это я популярно объяснила ей по телефону, как только удалось выдворить Никиту из дома.

Утром я вовремя вспомнила, что приходила в роддом под видом журналистки. Пока водитель Пашка ехал за мной из города, я принялась за свою внешность. Правда, волосы на этот раз я пощадила и ограничилась очками, нахальным макияжем и ярким, немного вульгарным нарядом.

Верещагин не заставил себя долго ждать. Автомобиль привез его ровно в одиннадцать, копейка в копейку. Впрочем, я тоже была достаточно пунктуальна. Приблизившись к нему, поздоровалась.

— Доброе утро, — буркнул в ответ депутат и, скользнув по мне беглым взглядом, повернулся спиной. Все ясно — он меня не узнал.

— Нехорошо, Валентин, к женщинам спиной поворачиваться. Тем более что еще вчера вы, кажется, готовы были положить к моим ногам целое море цветов.

Он обернулся и уставился на меня с разинутым ртом.

— Ну, вы даете! Что это за бал-маскарад?! Или опять по вашей милости здесь в кустах сидят вооруженные люди? Если так, то я умываю руки. Мне такие розыгрыши уже вот где сидят. — Он красноречиво провел рукой по горлу. Странно, но раздражение было ему к лицу. Или это во мне начали просыпаться теплые родственные чувства?

— Успокойтесь! Здесь никого, кроме нас, нет. А внешность я изменила для пользы дела. Пойдемте в архив! Но там вам лучше помалкивать. В случае чего можете смело мне поддакивать.

Я схватила его за руку и решительно потянула ко входу. Моя спешка, естественно, тут же вылезла боком: мы налетели на пожилую женщину в белом халате, выходившую из-за угла. Старушка охнула.

— Простите, пожалуйста, мы нечаянно, — искренно заверила я, поправляя на женщине сбившийся платок.

— Ой, здравствуйте, Алиночка. Я вас сразу не узнала. Снова к нам? Ну, как? Вы нашли тех деток?

Приглядевшись, я узнала в старушке ту самую старейшину роддома со странным отчеством Никандровна. И вот так со мной всегда: странное отчество я запомнила, а имя нянечки напрочь позабыла. Я поспешила ответить:

— Да, мы нашли обоих. Сейчас только хотим кое-что в архиве уточнить…

— А почему вы говорите обоих?

— ???

— Оксана Киселева рожала здесь трижды, и всех малышей она бросила. Наш тогдашний главврач на третьем ребенке слег с инфарктом. Киселева нам по роддому все показатели своими отказами портила. Тогда ведь новорожденных практически никто не бросал, не то что сейчас…

— Погодите-погодите, — я отказывалась верить своим ушам, — у Киселевой было трое детей? Не двое? Вы уверены, что ничего не путаете?

— Не-е-е… Это я сейчас могу забыть, что вчера произошло, а что в молодости было, помню прекрасно. Рожала Оксанка три раза. Третий младенец появился на свет аккурат во время Олимпиады. Девчонки-аккушерки тогда открытие по телевизору смотрели, а у Киселевой как раз схватки начались.

— Какая была Олимпиада?

— Как какая? Так наша, московская…

Я вцепилась в руку Верещагина и почти силой поволокла его за собой. Значит, был еще один ребенок. Не зря я считала, что разгадка кроется где-то в старых записях.