Даниэль Пеннак: Маленькая торговка прозой

– Книги, книги, это слово не сходит у вас с языка! Назовите хоть одну!

– Что?

– Назовите хоть одну, название какого-нибудь романа, все равно что, крик души, ну же!

На мгновение она задохнулась, оцепенев от неожиданности; промедление стоило ей партии.

– Вот видите, – ликовал я, – не получилось, ни одной! Скажи вы мне «Анна Каренина» или «Биби Фрикотен», я бы остался.

И уходя:

– Ну, Джулиус, идем отсюда.

Пес, сидевший у самой двери, оторвал от пола свой грузный зад.

– Малоссен!

Я не обернулся.

– Малоссен, вы не увольняетесь, я вас вышвыриваю! От вас несет хуже, чем от вашей собаки, Малоссен! Вы – отбросы человечества, ничтожество, вас смоет в унитаз, мне и на педаль нажимать не придется; убирайтесь к черту, чтобы я вас больше здесь не видела, и приготовьтесь оплатить счет за погром!

Я глаз не сомкнул до поздней ночи. Только тогда я понял, что заставило меня вернуть Королеве Забо свои полномочия вместе с копытами козла отпущения.

Я укрылся в объятиях Жюли, уткнувшись лицом в эту мягкую ложбинку на груди у моей Жюли («Жюли, умоляю тебя, дай мне твои грудки»), ее пальцы мечтательно ворошили мою шевелюру, наконец, ее голос осветил темные подвалы моего сознания. Красивый низкий голос – рык царицы джунглей:

– На самом деле это из-за Клары, ты сорвался из-за того, что она выходит замуж.

А она права, чтоб мне провалиться. Весь день я только об этом и думал. «Завтра Клара выходит за Кларанса». Клара и Кларанс... голову на отсечение, чтобы Королева Забо нашла такое в какой-нибудь рукописи! Клара и Кларанс! Даже серия «Арлекин» не пропустила бы подобного клише. Но помимо комичности этого совпадения, сам факт меня убивал. Клара выходит замуж. Клара покидает нас. Моя милая, дорогая Клара, приют моей души, уходит! Больше не будет Клары, чтобы разнимать Терезу и Жереми в минуты ежедневной перебранки, чтобы утешать Малыша, очнувшегося в холодном поту от своих кошмаров, чтобы успокаивать Превосходного Джулиуса в очередном эпилептическом припадке, ни тебе картофельной запеканки, ни ягненка по-мальтанбански. Если только по выходным, когда Клара приедет навестить родных. Черт... Черт знает что такое... Верно, весь день я только об этом и думал. Когда этот напыщенный индюк Делюир приперся с претензиями, что, видите ли, задерживается поставка его книги (книги!) в киоски аэропорта (да они уже сыты по горло твоими книгами, писатель хренов, ты уплетал свой хлеб с маслом, красовался на телеэкранах, вместо того чтобы оттачивать свое перо, сечешь?), я уже думал о Кларе. Я скулил: «Виноват, господин Делюир, это я недоглядел, не говорите начальнице, прошу вас», а сам думал в то же время: «Завтра она уедет, сегодня наш последний вечер вместе...» Я все еще думал об этом, когда господа печатники, еще то жулье, пришли вшестером отстаивать свое гиблое дело и когда сдвинутый питекантроп громил мой карточный домик, – лишь уход Клары терзал мне душу. Вся жизнь Бенжамена Малоссена сводилась, таким образом, к одному: его маленькая Клара оставляла его дом ради другого. Жизнь Бенжамена Малоссена на этом останавливалась. И Бенжамен Малоссен, внезапно оказавшись в пучине бесконечной усталости, смытый с палубы жизни девятым валом печали (вот это да!), катает заявление об уходе Королеве Забо, своей патронессе, с видом моралиста, который идет ему, как риза багдадскому вору. Полный бред.

На улице, увидев, как мы с Джулиусом вышагиваем, два дурака надутых, гордых непонятно чем – то ли победой, то ли поражением, Лусса, мой приятель по издательству, притормозил рядом с нами свой красный грузовичок, набитый книгами на китайском, которыми он наводнял «Дикие степи» растущего Бельвиля [8], и взял нас на борт. Спасибо ему, он первый начал вправлять мне мозги, пустив в ход свой здравый смысл экс-пехотинца сенегальского полка, чудом уцелевшего при Монте-Кассино [9]. Несколько минут он молча катил свою библиотеку на колесах, потом скользнул по мне взглядом, искоса, в глазах – зеленые искорки-хитринки, и сказал:

– Позволь старому негру, который тебя любит, сказать тебе, что ты большой дурак.

Голос у него был спокойный и насмешливый. Но даже тогда я думал о Кларе, о ее голосе. В конечном счете, именно ее голоса мне больше всего будет недоставать. Совсем тихий, с самого рождения, голос Клары хранил наш дом от городского шума. Ее голос, приветливый, плавно-округлый, так походил на ее лицо, что смотреть, например, как Клара молчаливо развешивает свои фотографии при красном свете студии, все равно что слушать ее, закутываясь в мягкую шерсть прохладных вечеров.