Даниэль Пеннак: Маленькая торговка прозой

– Джулиус?

Нет ответа. Один запах.

– Мне еще только твоего припадка не хватало!

Все семейство Малоссенов проживало в постоянном страхе, ожидая его приступов эпилепсии. По словам Терезы, это всегда предвещало катастрофу. И потом, такое не проходит бесследно – кривая шея, язык на сторону...

– Джулиус!

Я схватил его на руки.

Нет, вполне живой, теплый, светло-бежевый окрас, псиной воняет со всех сторон: Джулиус Превосходный в полном здравии.

– Ладно, хватит прохлаждаться, идем писать заявление об уходе нашей Королеве Забо.

Подействовало ли так на него это слово «заявление», но он тут же вскочил и был у двери раньше меня.

– Это уже ваше третье заявление об уходе только за последний месяц, Малоссен, мне все-таки придется потратить пять минут, чтобы привести вас в чувство, но ни минуты больше.

– Ни секунды, Ваше Величество, я увольняюсь, и это не обсуждается.

Я уже держался за ручку двери.

– Никто не собирается обсуждать. Но я бы хотела узнать причину.

– Никаких объяснений; мне надоело, этого достаточно.

– В прошлый раз вам тоже надоело, и в позапрошлый, вам хронически надоедает, Малоссен, это у вас врожденное.

Она не просто сидела в своем кресле, она в него вросла. Такое тщедушное тельце – мне все время казалось, что она сейчас провалится за подушки. Сидящая на шее, как на острие кола, несоразмерно большая по сравнению с телом голова спокойно покачивалась, как у черепахи за задним стеклом автомобиля.

– Вы вернули бедняге его рукопись, даже не прочитав, а мне пришлось расплачиваться.

– Да, я знаю, Макон меня предупредила. Она так разнервничалась, бедняжка. Фокус с перевернутыми страницами?

Ее все это явно забавляло. Я всегда попадался в этих играх в объяснялки.

– Верно, хорошо еще, что все здание не спалил.

– Ну что ж, нужно будет выгнать Макон, это ее работа – правильно складывать страницы. Я вычту с нее за убытки.

Тоненькие ручки и маленькие, точно игрушечные, пальчики; как у пупса – резиновые кулачки на шарнирах. Может быть, это меня довело. Мне они так надоели, эти резиновые ладошки! У Малыша, и у Верден, конечно же, тоже (Верден – младшенькая, поскребыш). Да и у Клары, если приглядеться, у Клары, которая завтра выходит замуж, тоже кукольные ладошки.

– Выгнать Макон? Это все, что вы можете сказать? Вы уже уволили сегодня шестерых наборщиков – вам этого мало?

– Слушайте, Малоссен...

Спокойствие человека, который не собирается ничего объяснять.

– Слушайте внимательно: ваши печатники не только опоздали на шесть дней, они к тому же захотели меня прокатить. Полюбуйтесь-ка! Чем это пахнет?

Не предупредив об опасности, она сунула альбом мне под нос: подарочный вариант, «Ян Вермер» [6], лучше, чем в оригинале, заплатить бешеные деньги и поставить на полку, в библиотеку какого-нибудь респектабельного буржуа – дантиста-хирурга.

– Мило.

– Вас не просят посмотреть, Малоссен, вас просят понюхать. Что вы чувствуете?

Обыкновенный новый переплет, с пылу с жару из типографии.

– Клей и свежая краска.

– Свежая, как же; но какая именно?

– Что, простите?

– Какая именно краска?

– Прекратите этот балаган, Ваше Величество, откуда мне знать?

– «Венель 63», любезный. Через семь-восемь лет от шрифта пойдут рыжие круги и альбом можно будет сдать в макулатуру. Эта дрянь – химически нестойкая. Должно быть, завалялась на складе и они решили подсунуть ее нам. Скажите лучше, как вам удалось избавиться от этого зверя? Я видела, как он уходил; удивляюсь, что вы еще живы!

Менять ни с того ни с сего тему разговора это было в ее манере: сделал дело – иди дальше.

– Я превратил его в литературного критика. Отдал ему какую-то невостребованную рукопись, сказав, что это моя. Спросил его мнения, совета... Одним словом, выпустил пар.

(Это на самом деле был мой коронный прием. Авторы, чьи романы я не принял, сами подбадривали меня в своих письмах: «В этих страницах столько чувства, господин Малоссен! Когда-нибудь у вас получится, берите пример с меня, не сдавайтесь, писательство требует большого терпения...» Я тут же отправлял ответ с изъявлениями благодарности.)

– И что, действует?

Она смотрела на меня удивленно и недоверчиво.

– Да, Ваше Величество, действует, бьет без промаха. Но мне это надоело. Я ухожу.

– Почему?

И в самом деле, почему?

– Вы испугались?

Представьте, нет. Правда, эта фраза о смерти не давала мне покоя, но громила здесь совершенно ни при чем.