Даниэль Пеннак - Маленькая торговка прозой

И он опускает свой массивный кулак на телефон, который только что зазвонил.

Сидя в кресле, стоящем на столе, вы можете сдерживать волны сожаления, стремящиеся излиться на отвергнутого автора, это возможно, я сам это делал. Но ураган, поднятый писателем, уверенным в близком успехе... посторонитесь! Никакая сила в мире не помешает крушению всех преград под напором иллюзий – они, в сущности, единственное, что нам нужно. Не вставайте на пути у этого потока, сидите смирно, будьте благоразумны, берегите силы... ждите, пока не наступит снова время для утешения.

Так я и сделал.

Я дал моему великану наораться вволю, выкрикивая лозунги либерального реализма. «Единственное достоинство: действовать! Единственный порок: не во всем преуспеть!» Позор на мою голову, он знает наизусть интервью Ж. Л. В.: «Я проиграл несколько сражений, господин Малоссен, но я всегда извлекаю из своих поражений уроки, которые ведут к конечной победе!»

При каждой реплике расстегивалась очередная пуговица на его жилете, слишком тесном для такого ликования.

– Писать значит считать, господин Малоссен, с буквой «с», как в слове «сделка» или «капуста»!

Он сорвал со стены портрет Талейрана-Перигора (ценное недвижимое имущество), поцеловал его взасос и, держа его перед собой в вытянутых руках, сказал:

– Дорогой князь, мы сколотим огромное, огромное, огромное... состояние!

Его конкордовские крылья встали дыбом, полы рубашки уже свободно развевались по воздуху.

– Люди, которые в принципе не читают, обычно выбирают одного автора, господин Малоссен, и этим автором буду я!

Он плакал от радости. Он опять превратился в дикого зверя, вырванного из привычной среды.

А я...

На своем троне...

Как пристыженный король...

Мне ничего не оставалось, как присутствовать при этом крушении, которое кое-кому казалось вознесением.

– Хай цзы мэнь е ань нань мань шуй. (Доброй ночи, дети, спите спокойно.)

– Маньмань шуйба, Бенжамен. (Ты тоже, Бенжамен.)

Вот так. Дети ныряют в свои постели после ежевечернего урока китайского. Это была идея Жереми: «Не нужно историй, Бен, лучше научи нас китайскому твоего Луссы». И еще глубокая мысль Клары: «В незнакомом языке – самые интересные истории этого мира». Лингвистический аппетит очень кстати проснулся в нашем бельвильском захолустье как раз с того времени, как лакированные утки стали вытеснять из витрин головы баранов, еще вчера безучастно глядевших на проходящих мимо. Лусса был прав, Бельвиль постепенно становится китайским; Королева Забо не ошиблась, китайцы уже здесь, и благодаря их книгам их души свили себе гнездо в книжной лавке «Дикие степи». Бельвиль – это География в подчинении у Истории: фабрика воспоминаний... И Бенжамен Малоссен, сидя на месте старого Тяня, обучает своих детей трем тонам этой непривычной музыки изгнанников. Дети слушают, повторяют, запоминают. В этот вечер была только одна заминка: Тереза вдруг восстала посреди комнаты. Она не поднялась, а именно восстала, вознеслась, как обелиск, вся прямая, угрожающе пошатнулась на своем невидимом пьедестале, трижды повращала глазами и, обретя наконец равновесие, произнесла тем бесцветным голосом, какой обычно появляется у нее в такие моменты:

– Дядюшка Тянь просил сказать вам, что он благополучно прибыл на место.

На что Жереми заметил:

– Две недели? Долго же он добирался!

Тереза сказала:

– Ему надо было повидать кое-кого.

И заключила:

– Жанина-Великанша и он всех вас обнимают.

Вот так. Это-Ангел спит, как положено при таком имени. Его будущее надежно, и ночи он тоже не боится: маленькая Верден охраняет его сон, да и Превосходный Джулиус всегда спит у колыбели.

Мы с Жюли закрыли дверь к спящим детям, торопясь уединиться. Как и в предыдущие пятнадцать вечеров, мы с трудом дождались этого момента и вознеслись наконец на райские вершины моего шестого этажа. (Последствие воскрешения.)

– Бань бянь Тянь! – закричал Малыш в первом своем ночном кошмаре.

«БАНЬ БЯНЬ ТЯНЬ!» – его крик вихрем вылетел во двор дома. «БАНЬ БЯНЬ ТЯНЬ! Женщина несет половину неба!» Вот и догадайся, почему я сразу подумал о Королеве Забо, ловко она прибрала к рукам моего великана («Значит, вы – новый Ж. Л. В.? Пойдемте, расскажете мне поподробнее...»), гигантский цыпленок в пуховом гнездышке Королевы («И у вас есть сюжет? Даже несколько? Десяток! Отлично!»), идут наверх («Нам будет удобнее говорить в моем кабинете...»), в четырех пустых стенах («Кажется, разговор обещает быть долгим!») – выхаживает каждую мечту...