Я ойкнула и расплескала шампанское, Галицкий уронил вилку, а дядя Осип не донес до рта тарталетку.
― Федор, как же так? ― пролепетала я.
― Все очень просто, ― принял он свой привычный образ и уселся рядом. ― После того, как Лиза позвонила мне и озадачила призывом о помощи, каюсь, я долго сомневался в срочности вызова. Потом стал обзванивать знакомых и выяснил, что Лиза уже год ни с кем не поддерживала связи и, вообще, куда-то пропала. Я навел кое-какие справки о Трофимовке и озадачился еще больше: моя подруга детства жила в зоне радиоактивного могильника. Затем через знакомых ребят узнал, что бывший сотрудник одного частного сыскного бюро ищет конюха для работы в Трофимовке. Вот я и стал Мустафой. Однако скоро понял свою ошибку: конюха в дом не пускают. Быстренько пропал без вести и возродился туристом.
― Так вот почему ваше лицо показалось мне знакомым, ― протянул Лев Бенедиктович.
― Федор, признайся, ― заржал Влад. ― Гвоздь ты принес с собой?
Тут все повскакали с мест, принялись что-то кричать и хлопать Федора по плечу.
Я посмотрела на Гошу. Теперь мне понятно, почему он не стал облаивать туриста на мостках. Гоша отвлекся от созерцания снега за окном, повернул голову и, могу поклясться, подмигнул мне правым глазом.
― Простите, я ничего не понимаю. О чем вы говорите? ― раздался звонкий голос очередной фотомодели.
― Ах, это довольно интересная история с назидательным концом, сказал Аркадий Борисович. ― А дело было так…
Доктор принялся рассказывать о том, что случилось летом в Трофимовке. Все ему помогали, вставляли реплики, хохотали, помянули минутой молчания Эмму Францевну, Лизу, Божьего человека и неизвестного страдальца из орехового шкафа, а Ариадна даже всплакнула в двух местах. Бывший отец Митрофаний трогательно ее успокаивал, упирая на то, что в ее положении волноваться вредно.
Новогодняя ночь пролетела незаметно. Полусонные гости разошлись к девяти утра. Мы с Федором домыли посуду и побрели в спальню.
― А хорошо посидели, ― смачно зевнул он. ― Давно я так не смеялся. Так, говоришь, Влад полез в светелку, принял меня за тебя, решил, что ты ― мужчина, запаниковал и вывалился из окна? А я думал, что мне это приснилось.
― А помнишь, как Гоша во время спиритического сеанса лизнул мою ногу, а я испугалась, решила, что дух по имени Карп балуется?
― М-да… Жаль, что время нельзя повернуть вспять. Я все неправильно понял тогда. Я думал, что тебе удалось узнать пароль, сидя на дереве под окном будуара. И сделал вывод, что Влад намекал на тебя, заявляя в ту роковую ночь, что у него появился помощник. Мне казалось, что опасность грозит тебе, и я всю ночь провел под твоей дверью. А охранять надо было Эмму Францевну.
― Не расстраивайся, ты же сам говорил, от судьбы не уйдешь… Кстати, мне не дает покоя одно странное совпадение. Помнишь, во время похорон бабушки, я вышла из церкви, чтобы не упасть в обморок от запаха ладана. Ты нашел меня около старой ивы, у надгробного камня с трогательной надписью: «Всегда с тобой во тьме ночной, помни обо мне при яркой луне». А теперь скажи, какие слова мы разобрали с тобой на плите, которая прикрывала лаз в пещеру Божьего человека?
― М-м… Что-то о погоде?
― «во тьме ночь… луне…» ― И еще что-то похожее прозвучало, когда Андрей, будучи еще отцом Митрофанием, цитировал письмо монаха Авеля. Что-то там нечисто с этим кладом… Хорошо бы проверить…
― Неужели ты собралась наведаться в Трофимовку? ― хмыкнул Федор. А кто говорил, что больше никогда не вернется в эти проклятые Богом места, что хватит испытывать судьбу и напрашиваться на несчастья?
Я вытянула правую руку, растопырила пальцы, полюбовалась обручальным кольцом от Тиффани и ответила:
― Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Хм-м, счастье… Да чего тут рассуждать?! И так все понятно!