Игорь Тумаш - Дело рыжих

Лена искренне любила, глубоко чувствовала искусство, вообще все прекрасное и могла часами разинув рот стоять возле какой–нибудь картины или цветочной клумбы: «Ах, какая прелесть! Жора, ты только посмотри, лично я ничего более совершенного даже не представляю!»

Надо отметить, что верхом совершенства ей могла показаться и самая заурядная мазня, и куст крапивы, и лопух, и ржавеющий в кустах рельс… Мда. Так как Прищепкин был человеком, что называется, от сохи, сугубо приземленным, то Лениных перегибов не чувствовал, принимал за чистую монету. Представьте себе, он даже верил в Ленину способность к астральным путешествиям, будто каждую ночь во сне душа ее бродит по пурпурным лугам далекой планеты Альфа Центавра… Будто ей ничего не стоит точно так же прогуляться по будущему или по прошлому… Что для нее общение с ангелами и архангелами так же естественно, как с соседкой и сыном… (В принципе, автор допускает возможность астральных путешествий, но ни на грош не доверяет околобогемной тусовке).

Влюбленному по уши Георгию Ивановичу даже нравился невообразимый бардак ее жилища. Слой пыли на подоконниках и шкафах был такой же толщины, как на поверхности Луны. Чтобы не возиться с уборкой, Лена всегда как бы готовилась к большому ремонту. Действительно, стоит ли мыть окна, если не сегодня завтра явятся рабочие и начнут ломами, кувалдами долбить бетон, дабы расширить дверные проемы под арки, а также снести стенку между ванной и туалетом.

Эта удобная мысль впервые согрела Лену еще при Болтуте, не оставляла и теперь. Под тем же предлогом Лена не меняла обои, наклеенные, наверно, еще при Никите Сергеевиче, не чистила раковины и унитаз, несколько лет не мыла полы. Раз в месяц минут десять потаскает за собой по коврам дохлый пылесос «Чайка», который только шуметь горазд, этим уборка и ограничивалась.

Разумеется, не любила Лена и готовку. Поэтому, якобы в стремлении к здоровому питанию, перешла на сыроедение сама и перевела сына. Итак, на завтрак у Лены и сына была тарелка проращенного проса из старого веника и ботва от морковки, на обед сама морковка и какое–то сено. Для полного счастья не хватало только любимого напитка Геннадия Малахова — упаренной урины. К счастью, так как что–либо упаривать было для Елены уже напряжно, потребление сего напитка Артему не грозило.

К странностям матери сын относился довольно равнодушно, если не сказать с пониманием. Артем вообще был очень терпеливым, несмотря на возраст, мудрым мальчиком. Однако Прищепкин подозревал, что истоки мудрости отрока — в гашише, к курению которого Артем приобщился, будучи в Египте. Детектив несколько раз заставал в квартире остаточный запах сладкого, терпкого дыма. Ничего, отважу, тешил себя иллюзией Георгий Иванович.

Отправив друзей по домам, Георгий Иванович вернулся в офис. По правде говоря, там ему было уютней, чем в Ленином бедламе. Очень хотелось сфотографироваться в подаренной клетчатой кепке, с трубкой в зубах у камина, а также дербануть еще кружечку «Аз воздама» и обдумать текущие планы.

У Сбруевича был только один друг — Калюжный, с которым он подружился еще в институте. Павел Петрович был старше Кшиштофа Фелициановича на год и уже вышел на пенсию. Так и не став директором, почти тридцать лет проработал завучем одной из минских школ. Как и Сбруевич, был явно не из тех, кто способен изобрести порох: тоже всю жизнь прожил с одной женой, вырастил одного сына, наверно, посадил всего лишь одно дерево, да и то осину. С ним стоило встретиться: ведь он наверняка знал Сбруевича как облупленного.

Вероятно, не хуже Калюжного знала Кшиштофа Фелициановича и его двоюродная сестра Яна Николаевна Смирницкая. В минский период жизни Сбруевичи довольно тесно общались и с нею. Вот с этими двумя гражданами Георгий Иванович запланировал завтра по возможности пересечься или хотя бы им дозвониться.

С утра же он, по предварительной договоренности с Евой Леопольдовной, должен был еще раз заехать в квартиру Сбруевичей, чтобы детально осмотреть домашний кабинет Кшиштофа Фелициановича и покопаться в его бумагах.

— Да будет так! — всласть поразмыслив, важно сказал Прищепкин, обращаясь то ли к камину, то ли к настольной лампе. И придвинул пепельницу, чтобы выбить трубку.

Разобрав раскладушку, еще с полчаса пофантазировал, как он с Леной и Артемом поедет к морю в Крым или Сочи. Не этим, правда, летом. Может, следующим — ведь ему сначала нужно упрочнить деловую репутацию. А для этого нужно работать, работать и еще раз работать. Засыпая, детектив видел пенную ниточку прибоя, себя и Лену бегущими по волнам.