Анна Сызранова: Ненавижу женщин

– По телефону ты издавала такие звуки, что страшно слушать было. Говорить – еще хуже, вдруг бы ты комментировать мои слова принялась. Артур бы тебя прямо в такси придушил, не постеснялся, а шоферу сказал, что так и было.

Когда ты пьянствовала с Рустамом в понедельник, Кошкин как раз, задержавшись на работе, изучал заключение экспертов. Вычитал любопытный факт, сейчас могу тебе это рассказать. Около трупа Ирины Харченко на самом деле было найдено две зажигалки. С твоими отпечатками пальцев – находилась ПОД трупом и была не видна. РЯДОМ с телом находилась еще одна. Отпечатков на ней не было никаких, зато ручкой было написано: «Я Олечкина зажигалочка».

– Ах, вот она где. Специально подписала, потому что все время пропадают. Но она у меня изчезла две недели назад.

– Ты понимаешь, что это значит? Что вторую зажигалку подбросили, желая навести на тебя след. Это сделал кто-то третий, который не знал про первую, лежащую под трупом.

– И кто же это был?

– Никита решил, что это был тот человек, у которого были ключи от офиса, и который мог найти тело. Испытывал неприязнь к тебе. К тому же это был не очень большой профессионал по части стирания следов, и свой, маленький отпечаток, все-таки оставил. Светочка ваша.

– …?

– Кошкин не поленился позвонить Светиному отцу, составить приватный разговор. Тот просил держать его в курсе. Никитин звонок произвел на Светиного отца сильное впечатление. Это все-таки не шуточки – около трупа находят предмет с отпечатками пальцев твоей дочери. Пап тряханул Свету как следует, и она призналась, что огниво положила она. Хотела наказать тебя, за то, что ты ее бабушке про курение сказала. А зажигалку Света положила вместо другой вещи, которая валялась рядом, и, вероятно, была обронена преступником. Эту вещь Света узнала и унесла с собой – вдруг потребуется шантажировать владельца?

– Что она забрала?

– Серебряную цепочку с сердечком, на котором было выгравировано: Таня+Артур. Как мило, правда?

– Очень мило, тошнит.

– Света сказала папе, тот примчался к следователю с распрекрасной уликой в платочке. Никита Кошкин позвонил мне. Конечно, в стройную версию все эти детали не выстраивались, но я решила подстраховаться, поехала к тебе домой. Хорошо, что не одна, а с группой поддержки, так сказать. Ребятам знакомым из патруля позвонила, попросила со мной подругу встретить. Дома тебя не оказалось, по телефону ты лыка не вязала, и мы просто стояли и курили этажом выше. Не знаю, насколько серьезно был настроен ваш Артур. Он сильно испугался, когда понял, что ты записывала на диктофон все разговоры за последние двое суток.

– Такая ты умная, сразу все поняла. Могли точно так же подбросить это сердечко, как мою зажигалку.

– Ага. Испачкать в крови Иры Харченко, наставить на сердечко отпечатков Артура, Иры, Татьяны и подбросить. Таких трудолюбивых людей, кроме тебя, я не знаю. Хотя нет, помню. Выезжаем мы как-то на труп…

– Позже расскажешь! Давай про убийство!!!

– Что еще? Артур созвонился с Таней, когда ты копалась в туалете, и она предложила отобрать у тебя диктофон вместе с кассетами. А сама решила, что Артур уйдет в мир иной быстрее, чем планировалось. Например, сегодня ночью, будучи совершенно пьяным и зачем-то наглотавшись снотворного, бросится с обрыва в реку Обь, оставив на своем ноутбуке письмо, что умирает от неразделенной любви. Или: сегодня ночью, окажется раздавленный собственным автомобилем, который забыл поставить на ручной тормоз.

У Татьяны было несколько вариантов. В крайнем случае, с ним бы произошло все это одновременно.

Гнилая у вас конторка, что и говорить – со вздохом резюмировала Кирина.

Суши было вкусным, пиво – свежим и холодным.

Жизнь продолжалась. Несмотря на то, что разбитое лицо болело, когда я улыбалась, я гнала от себя грустные мысли. Пусть никогда у меня не будет бесконечных ног, длинных белых волос, ради меня мужчины не начнут убивать других женщин. Какая большая жаль. Что ж – это я могу пережить. Есть вещи и пострашнее. Например, когда тебе в шесть часов утра писают в ухо. И это не сын, а кот. Весна, май.

Когда мой отец решил подработать, то устроился в такси. Поскольку папа – оптимист, то находил в этой работе больше плюсов, чем минусов.

– Знаешь, Оля, – рассказыватл папа, заехав ко мне перекусить, – только начав таксовать, я понял – хороших людей больше. Намного больше, чем плохих.

Наверное, нужно в пятьдесят пять лет начать работать таксистом, чтобы это понять.