Максим Кантор - Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова (сборник)

– Где панихиду будем устраивать? – тем временем говорил Бабуянов сотрудникам редакции. – Я предлагаю в Государственной думе – пусть депутаты видят, за что человек кровь пролил. Пусть прочувствуют, шельмы.

Идею поддержали.

Альбина Кац слезла с мачты и пошла по кругу собирать подписи под письмом общественности президенту Российской Федерации с просьбой защитить журналистов от произвола и террора.

Незамеченные никем, спустились мы с Геной с «Фортуны-2», сели в мою раздолбанную «шестерку», поехали в город.

– К Татарникову зайдем? – спросил я Гену. Просто спросил, чтобы что-нибудь сказать.

– Отстань ты со своим Татарниковым! Мало мне Хабибуллина с Бабуяновым! Хватит с меня! Останови машину! – Гена выскочил прямо на шоссе и стал ловить попутку. Достали парня.

Я не обиделся, на что тут обижаться? Доехал до дому, завернул в магазинчик на углу, взял «Гжелку». Я далек был от мысли, что Татарников разгадает загадку – загадка представлялась мне неразрешимой. Много таких диких убийств в нашей демократической столице так и остались нераскрытыми, даже перечислять не хочется – и так все отлично знают, про что я. Нет, я и не думал, что Сергей Ильич поможет. Просто хотелось сесть с ним рядом, на тесной кухоньке, посмотреть, как он затягивается едким дымом, как медленно переливает в себя водку. Знаете, когда я смотрю, как Татарников пьет водку, мне делается спокойнее на душе – остались еще незыблемые ценности, не все пропало. Вот сидит Сергей Татарников, пьет водку – стало быть, есть какая-то надежда.

Словом, зашел я к нему.

Сели, разлили, да и рассказал я историку весь свой безумный день, езду по колдобинам описал, речку Клязьму, деревню Гавриково, сенатора Бабуянова, его дородных охранников.

– Обезглавили, значит, свободную прессу, – заметил Сергей Ильич, но как-то равнодушно он это сказал.

– Обезглавили, – согласился я.

– Горюют правозащитники?

– Ох, горюют, Сергей Ильич!

– И подозреваемых нет?

– А кого прикажете подозревать? Откуда мы знаем, кто может под Бабуянова копать? Мало ли у него конкурентов… Кто в Лондоне сидит, кто в Кремле…

– Ну, из Лондона, допустим, до Клязьмы не дострелишь.

– Наняли киллера.

– Наняли, говорите, киллера… – Татарников задумчиво покуривал, прихлебывал из стакана.

– В истории современной России, – сказал я, – это вещь обычная. Так только вопросы и решают. Так бизнес и двигают.

Услышав слово «история», историк Татарников нахмурился.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, что движет историю? – спросил меня Сергей Ильич Татарников.

– Как это, что движет историю? – Я даже привстал со стула, не ожидал я от Татарникова такого вопроса. Обычно историк проповедовал созерцательный подход к событиям, обобщений не делал. – Как вас понять, Сергей Ильич? Ну, сама она идет себе и идет.

– Верно, – Татарников поскреб лысину, пожевал губами. – Идет себе история и идет. Но ведь что-то ее толкает вперед, не думаете? Скажем, дерево растет себе и растет. Но если дерево поливают, оно растет быстрее.

– Что движет историю? – Нет, не знал я ответа на этот вопрос.

Историю раньше, при советской власти, двигали борьбой классов, а вот чем сегодня двигать, не договорились. Борьбу классов, кажется, отменили. Теперь эта теория считается неверной, а если не борьба классов движет историей, то что же ее, родимую, может двигать?

– Не знаете? – спросил жестокий Татарников. Своих студентов он так же пытал. Спросит о чемнибудь каверзном и стоит над душой, ехидничает. – Не знаю, чем двигают историю.

– Подумайте и сразу догадаетесь. Вы просто не стараетесь.

– Мало ли чего я не знаю! Если расскажете, буду знать! – ответил я резко.

Не мальчик я, нечего мне тут экзамены устраивать.

– Вы задумывались над тем фактом, что часто мы обладаем чем-то, чем не можем воспользоваться?

– Простите, не понял.

– Чего уж проще. Скажем, у вас есть деньги, а они ничего не стоят – в финансовом мире это несоответствие обладания и возможностей называется инфляция. Но ведь таких несоответствий в мире очень много, вся история состоит из этих недоразумений.

Яснее не стало, я пожал плечами.

– Вот, например, знаете ли вы, из-за чего началась Столетняя война?

– Какая война?

– Столетняя, – отозвался историк. – Началась она в одна тысяча триста тридцать седьмом году. И знаете ли вы, из-за чего?

– Умоляю! Только не надо про Столетнюю войну!

– После смерти Людовика Х Сварливого, – неумолимо продолжал Татарников, – его дочь Жанна Наваррская не унаследовала престола. Формально Жанна должна была царствовать, а фактически не смогла: припомнили внедренное франками салическое право – то есть наследование престола исключительно по мужской линии – а не пользовались им к тому моменту уже лет девятьсот. Ввел это право Хлодвиг, помните Хлодвига? – Историк выпустил облачко дыма, сощурился, припоминая детали Столетней войны. Я похолодел. Если он теми же темпами будет рассказывать, нескоро мы доберемся до Роберта Хабибуллина.