Максим Кантор - Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова (сборник)

Но присмотрелись – оказывается, водка ни при чем. И гипертония тоже ни при чем. Убит – среди бела дня – убит человек. Ничего себе прогулочка на яхте получилась в воскресный день!

Гена Чухонцев даже не просил, как это у него заведено, подкинуть идейку. Вариантов было столько, что можно выбирать – но штука в том, что выбирать совсем не хочется. Что ни возьми – столько за этим встает проблем. Я чувствовал, что Гена лихорадочно ищет самое простое решение, самое непритязательное, уголовно-бытовое, такое, чтобы политика оказалась вовсе ни при чем.

– Может, его пушной фабрикант грохнул? – с надеждой спросил меня Гена. – Скажем, Хабибуллин отказался его рекламу давать. А Сундуков пришел на презентацию с ружьем, как, по-твоему, похоже на дело? Как вариант?

– Прямо на презентации решил пальнуть? – усомнился я.

– И что такого? – цеплялся Чухонцев за свою версию. – Спилил дуло, спрятал обрез под одеждой, а потом…

– Гена, – сказал я ему, – ты не увлекайся! Сундуков в плавках был.

– В плавки спрятал, – робко предположил Гена.

– Обрез?

– Да что ты ко мне пристал! Ладно, не прятал он обрез в плавки! Хорошо! Так, может, конкуренция? Может, коллеги шлепнули? Хочет Берштейн занять редакторское кресло? Как думаешь? – Гене ужасно не хотелось сворачивать на политику, не хотелось даже думать в том направлении. Ни с кем не хотел связываться Гена Чухонцев – ни с городской думой, ни с демократической партией. Пусть журналист Берштейн будет виноват, всем сразу станет легче. – Берштейн? – спросил я, предлагая ему вслушаться в безобидную фамилию.

– Как вариант… Приготовил корзину подарков, а на дне корзины – обрез. Достает свертки, вынимает ствол… Подошел ближе – бабах!

– Ну что ты, Гена, – сказал я ему мягко. – Не делают так журналисты.

– А может, некоторые делают? В порядке исключения?

– Ты посмотри на Берштейна!

Поглядели мы на Берштейна: лысенький, тощенький, пушок вокруг темени, кадык болтается на тощей шее. Нет, не метил Берштейн на место Хабибуллина, это даже Гена Чухонцев понял.

– По-твоему, заказное? – Тоска была в голосе Чухонцева, тоска обреченного.

– Ясно, заказное. Тут, Гена, даже думать нечего. Ты вот со Сливкиным поговори, с демократом – узнай, кому выгодно заставить газету молчать.

– Ох, неохота мне со Сливкиным говорить! Имей в виду – подозрения с Берштейна я не снимаю!

– Ну хотя бы с Кошелевым побеседуй. Интересно, что в городской думе считают.

Гена Чухонцев руками на меня замахал. Не хочет он с Кошелевым беседовать. Несладко было следователю Чухонцеву.

Тут еще Альбина Кац, правозащитница со стажем, подливала масла в огонь: влезла на капитанский мостик, взяла мегафон и давай орать: «Совесть России убита! Не дадим заткнуть рот правде!» Гена распорядился ее с капитанского мостика снять, но Альбина Кац была опытный оратор. Прошла такую школу, никакому Гене Чухонцову за ней не угнаться. Едва матросы и милиционеры приблизились, как Альбина Кац влезла по веревочной лестнице на грот-мачту и оттуда, с клотика, стала орать как резаная: «Душат прессу! Ломают золотые перья России!». Я думал, Гена с ума сойдет – он весь как-то съежился, побелел. Пальцы дрожат, голос стал писклявый.

– Слезайте с мачты, гражданка! – пищит Гена.

– Нас не сломить! – кричит Альбина Кац. – Мы не слезем с мачты! Люди доброй воли, помогите!

Ее крики сразу же пьяная шпана с берега подхватила, местные ярыжки возбудились. Драные, пьяные, в линялых тренировочных штанах, они подошли к яхте.

– Нас не сломить! – орут и пустыми бутылками в милицию кидаются. – Палачи! Даешь демократию!

– Давай журнал посмотрим, – предложил я Гене. – Они как раз пилотный номер издать успели. Поглядим, кого этот номер мог задеть.

Под палубным тентом, на пластмассовом столике, заляпанном вином, разложили мы свежий «Русский траппер». Бескомпромиссный листок, что там говорить! Открывался номер приветственным словом самого президента – пожелания успехов на ниве трапперства. Называлась статья «Доброй охоты!». Следом шли мнения Альбины Кац по поводу положения в Дагестане – Альбина Кац в чем-то сомневалась, кое-что осуждала, но в целом – надеялась. Демократ Сливкин писал о перспективах «открытого общества» в Мордовии – много было проблем, но шансы справиться имелись. Интервью с Кошелевым касательно строительства высотной башни «Россия» – по словам депутата, башня эта должна была стать самым высоким сооружением в мире. Был представлен и текст подозреваемого Берштейна – писал Берштейн о богатом меценате Бабуянове, сенаторе и миллиардере, купившем футбольный клуб в Афинах. Дескать, побольше таких Бабуяновых, и мир изменится.