– Это нас, Тамарка, убивать идут, – сказал и бросился закрывать двери. Но не успел – в сени уже входили. Закрыл лишь последнюю дверь в избу на хлипкий крючочек, которым никогда и не пользовались. Это спасло их всего лишь на несколько секунд.
Дядя Леня, прихватив початую бутылку водки, вылез в кухонное оконце, что выходило на огороды. Тетя Тамара еще ничего не понимала и осталась на месте. Тут и ворвались соседи – трое братьев-уголовников, с которыми дядя Леня частенько выпивал. Один остался держать тетю Тамару, двое других сиганули в окно за дядей Леней. Вернулись они нескоро, разъяренные больше прежнего. Дяди Лени с ними не было. "Неужели удалось убежать", – еще подумала тетя Тамара и тут увидела вдруг, что сапоги у вернувшихся братьев в крови. Странным было то, что дядя Леня даже ни разу не крикнул, когда его били ногами. Но тетя Тамара молчать не собиралась и завопила в открытое окно. Ее сразу схватили, начали бить.
Дядя Леня задолжал этим головорезам столько денег, что они, недолго думая, включили счетчик, подождали, пока сумма возрастет до примерной стоимости дома и теперь требовали переписать дом на них. Если бы дом был записан на дядю Леню, может, было бы все проще. Но мудрая тетя Людмила оставила завещание, где дом и уже проданная квартира переходили к сестре. И тут молодчики встретили яростный отпор. Тетя Тамара уперлась. Она, конечно, не хотела умирать, но смерть брата вдруг открыла в ее душе какую-то новую, чистую страницу, и обладательница ее стала способна на подвиг. Тетя Тамара предпочла бы умереть, но не следовать воле убийц.
– Уголовники! Уголовники! – твердила она на каждый удар по старому ее телу и не сдавалась.
– Ах, мы уголовники?! – визжал младший и, пока старшие продолжали бить свою жертву, притащил дяди Ленин бритвенный станок и уговорил братьев побрить ее наголо, мол, побудь-ка в нашей шкуре. Младшему было восемнадцать, он всего лишь полгода как вернулся с "малолетки". Они брили ее на сухую тупым лезвием и ржали, когда она вскрикивала от боли. Но для нее это было минутным облегчением по сравнению с побоями.
Тетя Тамара упомянула только вскользь, что братья искали по всему дому еще какие-то документы. Она показала им, где лежит шкатулка со старыми фотографиями и документами, они перерыли ее всю, но, видно, не нашли то, что искали. "Где еще документы?" – пытали ее они, но она клялась, что отдала им все. Под утро они ушли ни с чем и почему-то ее не убили, хотя она уже давно приготовилась к смерти. Тетя Тамара, еле держась на ногах, выбралась во двор и пошла искать брата. Она отыскала его за сараем, на краю картофельного поля, которого не видно было из-за сорняков, он лежал на боку и прижимал к груди закоченевшей рукой горлышко от разбитой бутылки.
И было это месяц назад.
(– Месяц назад?! – удивился я, когда услышал – я уже собирался ехать на похороны.)
Весь месяц, пока шло следствие, тетя Тамара сначала лежала в больнице, а потом скрывалась на другом конце поселка у старой школьной подруги. Жила в баньке, выходила только тогда, когда изредка за ней приезжала милиция. И ни разу больше не побывала в своем доме – так она была напугана.
Под следствие взяли только одного из братьев убийц – старшего, который принял всю вину на себя, – остальных выпустили. Спустя месяц, когда ее свидетельские показания милиции стали больше не нужны, тетя Тамара уехала.
В общем, обычная бытовуха на почве пьянства. Но смущало упоминание о каких-то документах, которые искали убийцы. Я тут же вспомнил о последнем письме тети Людмилы. Нашел его, перечитал, но ясности не прибавилось. Тетя Тамара предпочитала больше не вспоминать о той кошмарной ночи, игнорируя мои вопросы. Мы встречались с ней несколько раз, переоформляя на меня документы на дом. С тех пор, как я ее видел полгода назад на похоронах тети Людмилы, она очень сильно изменилась. Новые волосы вырастали седые, на скуле глубокий шрам от уха к носу с поперечными ранками от швов. Похудела, осунулась, стала даже поменьше ростом, и ни капельки жизни в глазах. Когда дарение было оформлено, она тут же уехала к сыну в Петрозаводск.
Я получил наследство официально. Теперь нужно было решить, что с ним делать. Вечером был собран семейный совет. Маша, у которой и у самой-то не было еще права полновесного голоса, притащила Муздрика. Он любил голосовать, поднимая лапу вверх, естественно, думая, как Маша. Пришел побыть в обществе, повиливая хвостом, и Кузя. Не без споров решили дом продавать. Хватит нам и деревни у бабушки в Липецкой области. Ехать, конечно, надо было мне и срочно, пока я был в отпуске. Оставалось решить две вещи: как быть с Машей и с Кузей.
Читать дальше