Лариса Сафо - Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 1. Эффект Малевича

Дим Димыч по-доброму склонил голову на бок и бьющей хвостом по кромке проруби щукой начал:

– В 1987 году к нам привезли одного архивариуса с пробитым легким. Он бы, конечно, и так помер, легкие у него как коврик были, все в пыли. На носу – вдавленная полоса от дужки очков, снежно-белое лицо, кожа на локтях потёрта и копной сена после дождя лежащие волосы. Никого не напоминает?

С удовлетворением увидевшего мифические российские войска на подступах к Донбассу либерала санитар морга откинулся в кресло и запахнул полы много повидавшего в этом бренном мире пиджака. А затем, растягивая слова пешей цепью, продолжил:

– Наш здешний патологоанатом Арсений Петрович позволяет мне присутствовать при вскрытии тел на правах обосновавшегося на многие лета в приёмном покое между тем и этим миром дерзкого таракана. Это я к тому, дабы не было сомнений в адекватности моих суждений. Так вот, в девяносто третьем году году к нам «пожаловал» бледнолицый труп служителя дерябинского архива с проникающим ранением в живот колюще-режущим предметом. При «знакомстве» открылась аналогичная картина, что и в первом случае: та же борозда на переносице, завтрак моли в легких, кожа на локтевых сгибах как перепаханное танком поле. Но! Волосяной покров на черепе отсутствовал…

Дим Димыч по-сайгачьи резво вскочил на ноги и обратился к портрету достопочтенного автора английских детективов с риторическим вопросом:

– Ну, и как это тебе, дорогой сэр? Выходит, не всех архивариусов природа наделила шапкой волос? И я полный идиот с неполным средним образованием. Но! О чём нам говорит бритая голова трупа? При характере его деятельности волосы нуждаются в помывке через день, согласен? Зарплата служителя архива позволяет разве что разжиться куском мыла с характерным запахом давно немытых ног. И наш труп избавляется от пересыпанных перхотью и пылью волос, дабы не нервировать шустрых дамочек определённого возраста в поиске архивных следов своей самоотверженной деятельности на благо государства. Более того, изнурённая борьбой за демократию интеллигентная натура трупа не могла вынести это амбре из социальной солидарности с вами и нашим правящим классом.

Последние слова санитара морга вызвали щенячий ужас в глазах Викентия Павловича, как будто он подавился телячьей косточкой. Сама мысль о принадлежности к каким-то классам приводила того в дрожащее и тоскливое состояние духа. Дымов мышью подбежал к столу, залпом выпил стакан водки и, насадив огурчик на вилку, вызывающе проткнул ею останки сочной булки. По-всему выходило – служитель дерябинского архива не вольётся в стройные ряды фанатов Дим Димыча и его индуктивного метода.

Неоднократно присутствующий при подобного рода «вскрытиях» дерябинцев всех возрастов и классовых различий Игнат Васильевич рассеянно перебирал снимки в любовно собираемом санитаром морга альбоме. Фотографии давно усопших с характерными признаками насилия и без оного вызывали в нём чувство полного удовлетворения жизнью.

Дим Димыч не без изумления озадачился аполитичностью местного архивариуса, вернулся в обитое кумачом кресло и скрестил руки на груди серпом и молотом. Засим по-большевистски ярко продолжил, прямо обращаясь к посеревшему лицом Викентию Павловичу:

– Когда вся собственность страны окончательно «раздербанилась» и приобрела более или менее устойчивый характер с помощью утюгов и дыроколов, в первом нулевом году труп очередного архивариуса в наших гостеприимных стенах был как бы и не к месту. Но! В закромах Дерябино кое-что надкусили, а проглотить не смогли. Эта архивная крыса была волосата, лицом бледна, имела слабо различимый надпил на переносице. Судя по размерам печени и соответствующему полу «достоинству», имела умеренно выраженное пристрастие к алкоголю с сильно развитым мужским инстинктом. Ваш коллега погиб из-за чрезмерного приема внутрь «виагры», и явно не по своей воле. Но! Всё, что характеризует архивариуса, как социального индивидуума, у него имелось. Включая испещрённую мелкими морщинками старушечьего лба кожу на локтях.

Непримиримо вскинув голову и приняв позу борца за права курильщиков в поездах дальнего назначения, Дымов напористо возразил:

– Да после его смерти сколько лет прошло! Неужели вы всерьёз полагаете, что наши условия труда не изменились! Право же… Пора спустить в канализацию ваш индуктивный метод!

С шумом спускаемой воды в унитазе санитар морга отшвырнул ногой кресло и встал перед Викентием Паловичем оскорблённым в святых чувствах сантехником. Грозным голосом старшины присяжных при оглашении обвинительного вердикта Дим Димыч продолжил: