Александр Петербургский - Случай в зелёной зоне

– Отравлен, отравлен! – «успокоил» Витька, – как результат – остановка сердца, из-за которой и возникла первоначальная версия с инфарктом, хотя и окончательную формулу яда установить пока не удалось. – И без особой на то нужды вдруг с интересом и особым взглядом упёрся в пуговицу на моей рубашке.

Я бы сказал, взглядом, профессиональным излишне, с пуговицей было в порядке! Дабы в своих измышлизмах майор Мордвинов не пошёл по неверной дороге, необходимо его было как-то отвлечь, и я, пытаясь Витьку заболтать, продолжил суесловить. Допустил, что – яд! Хотя, возможно, и не яд. По утверждению самого же Витьки точно установлена лишь остановка сердца. И если их лаборатория до сей поры не определилась с формулой, то! Предполагать можно всё, что угодно. Дело за малым: узнать, кто это всё сделал. Подлил ли в стакан, включил ли излучатель колебаний.

– И кто?.. – думая о чём-то постороннем, машинально откликнулся Витька. И так же машинально я ответил: «Пушкин».

Не знаешь на кого валить, вали на Пушкина. Поляк приплёл бы Мицкевича. Исходя из скудных данных, за исключением меня, пока предположить можно было только их.

– Разберёмся, – почесался Витька. Разберёмся. – И в очередной раз заверил, что если меня и посадят, то не скоро, так как тут не банальный гоп – стоп, где исполнителей с большой степенью попадания можно предположить чуть не с момента подачи заявления потерпевшим. С нашим делом всё серьёзней. Так что, если для меня запахнет жареным, Витька, как лепший друг мне заранее просигналит. И если долго не копаться и свобода мне дорога, то «до Канадской границы» добежать я успею.

Схватив разделочную доску, я уже собрался ею на заботу другу ответить. Но Витька был настороже. Слетев с крыльца, проворно достиг противоположного края участка, и, наложив на дверь изнутри щеколду, укрылся в воспетом ещё когда-то тем же Пушкиным тихом уголке, вульгарно именуемым ныне нами туалетом. Убежище сие имело вид теремка, таким его нафантазировал мой друг строитель Миха; красиво, воздушно. И надёжно: кованые петли, под стать им изнутри задвижка. Чтобы выломать дверь и извлечь укрывшегося за ней негодяя, потребовался бы залп из среднего размера пушки. Ударив пару раз ногой по разделявшей нас сказочной преграде, ушибив при этом пятку, я несколько остыл. И, пожелав товарищу успехов, возвратился в дом. Шутки шутками, а призрак солнечного Магадана уже просто нахально маячил. И если Рудольф Петрович, следователь, относится к порученному делу так же, как мой друг. То у меня большущий шанс тот Магадан увидеть, так сказать, не в грёзах, а в натуре. Незамедлительно нужно было включаться и думать. И пусть я даже это дело не раскрою, но чего-то накопаю, чем, возможно, от себя угрозу, всё же, отпихну. И я, приняв такое эпохальное решение, не дождавшись Витьки, завалился спать, чтобы прямо с рассвета!..

С рассветом, правда, вышло как-то мимо, я его нечаянно заспал. Вначале было просто очень рано. Затем я в полудрёме дожидался, когда же поисках съестного прекратит хлопать дверцей холодильника собиравшийся на службу Мордвинов. Потом гадал, а что же он нашёл. Так и не угадав, негодующе повернулся на бок, и неожиданно крепко уснул.

В конце концов, какая разница: начать мыслительный процесс с рассветом, или чуточку попозже. Тем более, что где-то прочитал, что если вы хотите думать плодотворно, то этим предпочтительней заниматься после двух… Может, врут, может, нет, но у меня выбора не было, тем более, что я ещё не ел, а это дело посерьёзней, не поев, я не сяду даже смотреть телевизор. Как я и ожидал, батон, на который я рассчитывал в своём полусне, Витька подло съел. Руководствуясь, видимо, принципом, «кто первым встал, того и тапки». А съесть хоть что-то было нужно, мозг думал только о еде. И на все мои попытки эти мысли отодвинуть, пел своё: «а не съесть ли нам?..» Не поросёнка жареного, с утра я к жареному как-то не очень… Но в главном мозг был прав, что-то проглотить было надо. Хлеба не осталось, это я выяснил точно, не было и сухарей. Но в результате тщательного обыска мною в кухонном шкафчике был обнаружен затаившийся пакет манки, в жестяной банке таинственно белело нечто похожее на сухое молоко. На язык было не ясно, но я рискнул, растворил это дело в воде, водрузив кастрюлю на огонь, тоненькой струйкой всыпал половину стакана манки, слегка посолил. Подумав, всыпал сахара (кто желает, может добавить хоть перца), тщательно помешивая, сварил. Налил в тарелку исходящей ароматным паром массы, съел. Немножечко подумал, и, прямо из кастрюльки выгреб остальное, поскольку каша до некоторой степени уже «схватилась».