Мария Цура - Зеленый луг смерти

Мы уснули почти мгновенно, стоило принять душ и улечься на мягкие подушки, хотя мне казалось, что я не сомкну глаз. Сон был сладким и глубоким, как в детстве. Зато с утра меня так и подкинуло на кровати. Мы не позвонили маме! Она, наверное, изнервничалась. Нужно срочно привести себя в порядок и связаться с родителями. Хотя нет, у них ведь поздняя ночь!

Мира уже куда-то исчезла. Наверняка, тренируется. Она никогда не пропускает ни пробежек, ни занятий: бокс – это святое, что в Новолесинске, что в Калифорнии. Я тоже быстро оделась, умылась и хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос сестры:

– Тсссс, Машка спит. Погрызи лучше семечки.

– Мира? Ты здесь?

– Здесь, здесь, – эхом отозвался мой собственный голос.

Алекс! Я вернулась и нашла попугая в клетке на прежнем месте. Наверное, Джошуа еще не пришел в себя после попойки и не успел его забрать. Мне показалось, что у птицы грустные глаза, совсем не такие лукавые и задорные, как вчера.

– Что с тобой, дружок? – спросила я и, вспомнив, что попугай привык к испанской речи, перевела свой вопрос.

– Джош…– ответил Алекс и шумно вздохнул.

– Не волнуйся, он скоро вернется, – заверила я. – Хочешь, открою клетку, и ты полетаешь? Только недалеко, иначе твой хозяин мне голову оторвет.

Я подняла дверцу, и птица с достоинством покинула свое жилище, вышагивая, как английский лорд на прогулке. Затем Алекс легко вспорхнул и уселся мне на плечо. Ощущая себя капитаном Флинтом, я отправилась вниз, искать столовую, где мы обедали вчера. Учитывая площадь дома, это было непросто.

– A la izquierda! – скомандовал попугай. («Налево!» – исп.)

Я покорно повернула налево и оказалась в знакомом коридоре с полукруглым сводом. Кажется, вечером мы действительно здесь проходили.

– A la derecha! – сменила курс птица, и я задумалась. Направо или прямо? В испанском и то, и другое обозначается одним словом. Ну почему я такая невнимательная? Можно ведь было запомнить дорогу накануне, вместо того, чтоб пялиться по сторонам и глазеть на Локсту.

– Маша! – крикнула Лора, появившаяся из другой спальни. – Очень хорошо, что ты уже проснулась. Предлагаю быстро позавтракать и съездить с нами на съемки фильма, а потом Эрик отвезет вас в Universal Studios.

Мы вместе спустились к столу, за которым уже сидели Локста, Хлоя, Мира и Аматаниди. Я почувствовала, что ужасно хочу есть, и с удовольствием принялась за яичницу и сандвичи с беконом. Странно, обычно с утра у меня нет аппетита – организму нужно проснуться, чтобы воспринимать пищу. Наверное, виновата смена часового пояса. У нас, в Новолесинске, сейчас десять вечера – самое время перекусить.

Алекс тоже не зевал: выхватил клювом кусок моего бутерброда, стоило мне поднести его ко рту.

– Эй, дружище! – возмутилась я. – Выбери себе другой. Тебе вообще можно такое есть?

– Нет, у него должен быть специальный корм, – заметила Мира. – Джошуа принес его с собой?

– Не знаю, – пожал плечами Локста. – Я не обратил внимания. Вообще-то я не понимаю, куда пропал этот чертов парень: не звонит, не приезжает, хотя уже пора. О, кажется, это он!

Доминик поднял к уху затрезвонивший телефон и резко сказал:

– Слушаю.

В трубке послышалось громкое, но не разборчивое бормотание. Лицо рэпера вытянулось и стало стремительно бледнеть. Я никогда раньше не видела, чтобы темная кожа за несколько секунд вдруг высветлилась до светло-бежевого оттенка, и поняла, что Локста узнал нечто ужасное.

– Как? Когда? Кто? – отрывисто спросил он, и незнакомый голос что-то затрещал в ответ.

Мы перестали жевать и выжидательно уставились на хозяина дома. Он закончил разговор, машинально убрал айфон в карман и глухо произнес:

– Джоша убили.

– Что?! – хором завопили мы. Даже Хлоя мгновенно очнулась от своей вечной летаргии и посмотрела на всех живым, осмысленным взглядом.

– Сегодня ночью в его дом ворвались грабители, унесли все ценное, что нашли, а Джоша закололи ножом.

Я онемела. Это какой-то дурной сон, мы ведь только вчера говорили с ним. Нильсон был таким веселым, смеялся, шутил. Как он мог умереть? Да, звучит глупо, ведь подобной участи никто не избежит, но все же уход в мир иной каждого отдельного человека – что-то невероятное, странное, к чему невозможно привыкнуть.

– Я должен поехать туда, – прошептал Доминик и закрыл лицо руками.

Наверное, нужно что-нибудь сказать: нельзя же просто сидеть и буравить взглядом Локсту, которому плохо. Однако признайтесь честно, кто из вас хоть раз нашел правильные слова в такой ситуации? Обычно принято сочувствовать, но почему-то любые фразы подобного плана звучат нелепо, фальшиво и грубо. Они не достают до души и не облегчают боль.