Наталья Александрова - В деле только девушки

– А что ж ты нам раньше об этом не сказала? – пошла в наступление Ирина. – Морочила голову: мясо зебу, кус-кус какой-то, маниока с тапиокой…

– А я когда рядом с Люсьеном нахожусь, голова вообще отказывает, – призналась Катерина. – Совершенно ни о чем думать не могу, так он на меня действует. Я только его голос слушаю и в глаза смотрю, черные и глубокие, как африканская ночь…

– Все ясно, – отрубила Жанна, – твои тряпочки спер африканский атташе. Уж очень ему приспичило получить панно. Может, у них там обычай такой: если чего-то хочется, нужно это получить любой ценой. Твой Люсьен – самый настоящий ворюга. Да еще и убийца к тому же!

– Не смей так о нем говорить! – вскричала Катя и стукнула Жанну по руке. – Ты ведь его совсем не знаешь! Он благородный, он очень знатного происхождения, если хочешь знать!

Она схватила пустое блюдечко из-под орешков и от полноты чувств стала размахивать им. Скользкое блюдечко выпало и разбилось. Бармен вытянул шею, но Ирина успокаивающе махнула рукой, мол, уладим все, не волнуйтесь.

– Ты что, сдурела совсем? – набросилась она на Катьку. – Как ты себя ведешь в общественном месте? Хочешь, чтобы нас в кутузку забрали за дебош? Вот капитан Матросова обрадуется!

– А чего она, – надулась Катька, – о Люсьене такое говорит?..

– Что хочу, то и говорю! – вспыхнула Жанна. – И между прочим, все совершенно правильно! Этот твой атташе какой-то подозрительный, он мне еще вчера не понравился. И вообще, больше думать не на кого. Кому еще могли твои панно понадобиться? Это уж я так сказала капитанше этой, что они десять тысяч баксов стоят, а на самом деле…

– А на самом деле?.. – зловеще просипела Катя, и Ирина поняла, что сейчас разразится гроза.

Как творческая личность, она Катьку в общем-то понимала. Если бы кто-то походя и так неуважительно отозвался о ее романах, она бы тоже обиделась. Жанна же совершенно не представляла себе, что можно и чего нельзя говорить творческим людям, которые, как известно, очень обидчивы.

– Значит, по-твоему, я занимаюсь ерундой и ничего не стою? А интересно, сколько ты сама стоишь без своей нотариальной конторы? Подумаешь, завещания она умеет составлять! Скажите, какое достойное занятие! У меня, значит, нет ни таланта, ни вкуса! А ты думаешь, что тебя очень украшает весь этот серебряный лом, который ты вешаешь на себя и который звенит при ходьбе, как китайская погремушка?

Жанна онемела, а Ирина низко наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. Катерина попала в самую точку. У Жанки и вправду было странное пристрастие к серебряным украшениям. Она могла бы позволить себе носить бриллианты, а вместо этого надевала чудовищных размеров серебряные серьги и мониста. Однако не следовало спускать Катьке, этак она совсем распояшется.

– Послушай, это уж слишком! – строго сказала Ирина. – Мы вовсе не критикуем твой вкус. А ты сразу переходишь на личности, так нельзя.

– А ты вообще молчи! – отрезала Катька. – Уж ты-то у нас всегда безупречна! И от этой своей безупречности скучна, как двухкамерный холодильник белорусского производства!

– Почему белорусского? – удивилась Жанна, из чего Ирина сделала вывод, что сравнение с холодильником ее не возмутило. – Хоть бы «Электролюкс» или «Бош» какой-нибудь…

– Вот что, – Ирина решительно встала с места, – я вижу, что ты, Катерина, полностью оправилась и сама способна разобраться со своими неприятностями. А мне, знаешь, недосуг с тобой ругаться, дел много.

– Люсьену привет, – поддержала ее Жанна. – Если, конечно, он захочет теперь с тобой знаться.

– И пожалуйста, уходите, бросайте меня, – упрямо сказала Катька, хотя губы ее дрожали.

Подруги прошли мимо бармена, и Жанна бросила деньги на стойку. У дверей Ирина почувствовала беспокойство. Они сами завезли Катьку в этот бар и напоили коньяком. Она и так в нервном состоянии, да еще выпивши. Как бы не натворила бед.

– Жанка, может, вернемся? – пробормотала Ирина.

– Ни за что! – заявила темпераментная подруга. – Пускай этой неблагодарной скотине ее атташе помогает.

– Мне почему-то кажется, что он еще появится, – согласилась Ирина.

И как в воду глядела. Подруги вышли из бара и направились к Жанниной машине, которая стояла чуть поодаль. На пути им попались двое весьма колоритных молодых людей. Один был высокий и широкоплечий африканец, пусть и не такой черный, как Катькин Люсьен, скорее цвета пористого шоколада. Второй пониже ростом, поплотнее и посветлее, хотя черты его лица тоже, несомненно, указывали на африканские корни.