Вольтериан Цицеронский - Загадочная смерть Огастеса Бриджстоуна

Сержант.От обезьян?

Мистер Зильберштейн.От туземцев. Поначалу еще приезжала. За спичками, там, крупой, порохом. А потом перестала. Связь с ней прервалась. Говорят, сгинула там, во мраке прошлых веков. Так что мисс Лиза родилась здесь уже без нее.

Инспектор.Как же можно родиться без матери?

Сержант.Из пробирки, сэр? Путем телемедицины?

Мистер Зильберштейн.Последний месяц беременность донашивал кто-то из соседей. То ли миссис Бейтс, а то ли мистер… А то ли оба, по очереди. Так что сразу после родов малышка осталась предоставлена сама себе. Сама за собой и ухаживала. Кормила грудью, подгузники меняла. Вот так, с детства и считала себя собственной дочерью. Вырастила, воспитала, обучила грамоте, макраме и основам численного моделирования стохастических процессов. А как подросла, так и стало ясно, что вся пошла в мать.

Сержант.Сбежала в Африку?

Мистер Зильберштейн.В Сибирь. Вернулась – никто узнать не мог. В мужской потрепанной одежде. Насквозь пропахла дымом, водкой, чужим потом. Похудевшая. Грязная. Голодная. Волосы всклочены. Борода не чесана.

Инспектор.Какая борода?

Мистер Зильберштейн.Черная, с крошками, с проседью.

Инспектор.Но она же блондинка? Я видел ее в столовой.

Мистер Зильберштейн.То-то и оно.

Инспектор.Понятно. А мистер Фрилодер?

Мистер Зильберштейн.А вот он, как раз, брюнет.

Сержант.Нас интересует, что он собой представляет как личность.

Мистер Зильберштейн.Ничего особого и не представляет. Он дальний родственник мистера Бриджстоуна. Его родителями была пара престарелых гомосексуалистов. Впечатлительные были люди. Ждали ребенка тридцать лет, а пережить его рождение не смогли. Передозировка эндорфина. Острая. Поэтому родился он сразу и круглым сиротой, и полным идиотом. До пятнадцати лет воспитывался пациентами местной психушки. Не мог ходить, говорить и хоть как-то себя обслуживать. Но вот фамильная тяга к творчеству проявилась в полную силу.

Инспектор.Тоже в рисовании?

Мистер Зильберштейн.В бухгалтерии. Рисовать он тогда не мог. Путал цвета.

Сержант.Красный с зеленым?

Мистер Зильберштейн.Черный с белым. А красный со звуком. А зеленый с формой. А синий с расстоянием.

Инспектор.Странный дальтонизм.

Мистер Зильберштейн.Да какой там дальтонизм. Говорю же, кретинизм полный.

Инспектор.Ну а сейчас он чем занимается?

Мистер Зильберштейн.Бизнесом. Помогает мистеру Бриджстоуну.

Инспектор.А что доктор? Что вам о нем известно?

Мистер Зильберштейн.Он у нас недавно. Года три. Раньше-то у нас не было врача. Народ и не болел. Умирали, конечно, но совершенно здоровыми людьми. А если и были у кого проблемы, те шли к отцу Броунсу. Но он всех лечил одинаково. Рукоприкладством.

Сержант.Бил, что ли?

Мистер Зильберштейн.Зачем же? К больному месту руки прикладывал. У него целый набор был. Святителя Николая. Мученика Игнасиуса. И еще какие-то.

Сержант.Я знаю, сэр. Это мощи.

Мистер Зильберштейн.Да нет, не было в них особой мощи. Только вот одна рука, Иоанна Ревнителя, хорошо помогала. От супружеской неверности. Как к кому эту руку приложит, так… Воняла страшно. Но с лакированными ногтями и оригинальным кольцом обручальным. Вроде бы с таким же за год до того хоронили тещу мистера Ридля.

Инспектор.Вернемся к доктору.

Мистер Зильберштейн.Доктор – совсем другое дело. Как появился – сразу взялся за наше здоровье. Оказалось – больны все. По большей части смертельно. Никто без диагноза не остался. Наших девок перестали брать замуж, а парней в армию. Ну и принялся лечить нас направо и налево. Таблетками пичкать, уколами дырявить, скальпелем кромсать…

Инспектор.А что связывало доктора с убитым?

Мистер Зильберштейн.Так нужда.

Сержант.Какая?

Мистер Зильберштейн.Незначительная.

Сержант.Малая?

Инспектор.Опять недержание?

Мистер Зильберштейн.Да нет. Недоверие. Доктор испытывал нужду в доверии. Страху-то на местных доктор нагнал. А доверие, вот…

Инспектор.Что же, они сомневались в его профессионализме?

Мистер Зильберштейн.Наоборот.

Инспектор.То есть?

Мистер Зильберштейн.Ну вот был случай. Через неделю после появления доктора вызвали его констатировать смерть старухи Грегсон. Приди он, просто пульс пощупай, зеркальце ко рту поднеси, по коленке молоточком постучи, – никто бы и вопроса лишнего не задал. Все родственники бы остались довольны. Но он ей чего-то впрыснул. Так она ожила, со смертного одра поднялась, за домашнюю работу принялась… Трое суток не покладая рук, без сна и отдыха. Пока все не перестирала, не переделала. Пока все продукты на заготовки не извела. Потом как-то из дому выбралась. Стала по округе бродить, днем ли, ночью ли соседям в окна заглядывать, скрестись под дверями, выть, стонать. Только к пятнице затихла. Напоролась где-то на осиновый кол.