Надежда Арусева - Солнечный дождь из черной дыры

Апрель 1992 года

Апрель в этом году выдался холодным. Дни были серыми, пасмурными, по ночам случались заморозки. Городские дворы не просохли после недавно растаявшего снега, обнажившего скопившийся за зиму мусор. В подворотнях стоял затхлый запах. Поздно вечером редкие прохожие зябко ёжились в пальто и прибавляли шагу, спеша спастись от холода и сырости в тепле своих домов.

Высокий худой парень пошатывающейся походкой плёлся по тёмным улицам и что-то бормотал себе под нос. Он сильно сутулился, прятал лицо в куцем воротнике и старался держаться в тени, обходя пятна жёлтого света от редких фонарей. Он нёс большую спортивную сумку, неестественно отставив руку в сторону, чтобы сумка не била его по ногам.

– Разве ж это люди? Не люди – звери! Их даже зверями назвать нельзя, – монотонно бубнил он. – Сами дел натворят, а я расхлёбывать должен. А мне оно надо?! Не надо! Но ей же поперёк слова не скажи. Она того и гляди в рожу вцепится и глаза выцарапает. Ведьма! Ведьма натуральная и есть. Прокляну, говорит. Пожалуйста! Кляни! Так она и отравить может! Это надо же такое придумать! Ну, придумала – сама и делай, зачем людей впутывать?! Мне оно надо? Так отравит же. Ей разве что-то против скажешь? Тварь. Просто тварь!

Он спотыкался, и монолог начинался заново по какому-то замкнутому кругу:

– Разве ж это люди? Не люди – звери! Отравит ведьма! Тварь. Просто тварь! Ох, и попал же я! – голос срывался на рыдания.

Устав тащить свою ношу, он остановился и осторожно поставил сумку на землю. Безуспешно попытался натянуть короткие рукава куртки пониже и посмотрел на свои ноги в истоптанных кроссовках, надетых на босу ногу.

– Ноги замёрзли… Так и заболеть недолго, – тоскливо заключил он. – В такую погоду хороший хозяин… А я для них хуже собаки! Сама сидит дома в тепле, как барыня, чай хлебает, а я тут по улицам шататься должен, мёрзнуть.

Парень огляделся по сторонам. На глаза ему попался мусорный контейнер. Мусор давно не вывозили, вокруг ржавого грязного контейнера валялись целлофановые пакеты, битое стекло, доски с гвоздями, какая-то разбитая мебель. Разило от помойки резко и далеко.

– Всё! С меня хватит! Раскомандовалась! Брала бы сама и несла куда ей надо по такому холоду!

Он распрямил спину, схватил сумку и решительно подошёл к мусорке. Сделав широкий замах, он опустил сумку в самый центр контейнера. Зазвенело стекло, что-то зашуршало, и сумка тихонько пискнула.

– Эх! – он глубоко вздохнул то ли с сожалением, то ли с облегчением, достал сигарету, медленно закурил, бросил спичку в тот же контейнер.

– Разве ж это люди? Это даже не звери, твари, – уже беззлобно констатировал он. – Нервы у меня не железные, а стресс доктора рекомендуют снимать.

Он задумался, покурил и, найдя выход из положения, направился в круглосуточный ларёк за бутылкой:

– Я человек культурный. Я не халявщик, я со своим всегда в гости…

Спрятав бутылку в карман и бережно придерживая её рукой снаружи, он бодро потопал в сторону, противоположную той, откуда пришёл.

Двор погрузился в тишину, иногда раздавался какой-то шорох, крысиный писк. Плешивая бродячая собака приковыляла к помойке. В поиске съестного она ворошила мусор, шелестела грязными пакетами, газетами.

Собака запрыгнула в контейнер и подобралась к спортивной сумке. Неожиданно сумка слегка зашевелилась. Собака принюхалась и тихо зарычала, в оскале обнажив жёлтые клыки. Затем понюхала сумку, опасливо потыкала носом, потянула зубами за ручку. Из сумки раздалось какое-то мяуканье. Собака снова зарычала, быстро спрыгнула на землю и побрела дальше, потеряв интерес к этой помойке.

Начало светать. На землю лёг густой, холодный, грязно-серый туман.

Из подъезда дома, кутаясь в махровый халат, степенно выползла упитанная тётка с мусорным ведром. Она зябко передёрнула плечами, подобралась и энергично затрусила к помойке. С размаху вытряхнула содержимое ведра в контейнер, оно смачно плюхнулось прямо на спортивную сумку. Тётка поспешила назад в тепло подъезда.

За утренним уловом на мусорке появился бородатый бомж. Он не мёрз, одетый сразу в две куртки ещё в самом начале зимы. Бомж постоянно кашлял и сплёвывал. Он деловито поворошил мусор возле баков и вытащил откуда-то из груды старые ботинки с протёртой подошвой. Прикинул размер и с досадой забросил в контейнер. Сумка снова пискнула. Бомж прислушался, подошёл поближе и заметил сумку. Заинтересовавшись её содержимым, он полез в контейнер, преодолевая прислонённый к помойке хлам и забористо матерясь.