Надежда Арусева - Солнечный дождь из черной дыры

Первое, что он увидел, приоткрыв сумку, была розовая вязаная шапочка, из которой выглядывало маленькое бледное личико новорождённого ребёнка. Кроха лежал с закрытыми глазами, как неживой. Потом вдруг приоткрыл синюшные губы, причмокнул и сложил язычок трубочкой, как будто ища материнский сосок.

Испуганный бомж резко отпрянул от контейнера, потерял равновесие и едва не упал. Он быстро подхватил свои пожитки и, не разбирая дороги, прямо по завалам мусора рванул прочь.

Во дворе снова воцарилась тишина.

Некоторое время спустя вернулась бродячая собака и, казалось, целенаправленно запрыгнула в контейнер. Она обнюхала сумку, тихонько поскулила, пробуя силы, а потом завыла, громко и тоскливо, обещая жителям близлежащих домов скорого покойника.

– Ах ты, бестия! Пошла прочь! – высунулась из окна давешняя толстая тётка. – Пошла отсюда, дрянь такая!

Она замахнулась на псину. Та в ответ выдала трель с подвыванием и закончила на высокой ноте в тон тётке.

Тётка шумно захлопнула окно и через минуту выскочила на улицу. Собака быстро сориентировалась и спряталась за контейнер. Вместо воя из-за мусорки раздался громкий лай. Тётка запустила в собаку камень, но промазала, и камень попал в сумку. Из контейнера раздался тихий детский плач. Женщина прислушалась и, чертыхнувшись, полезла в контейнер. Разглядев личико новорождённого, она на долю секунды застыла в ужасе, не веря своим глазам, а потом быстро схватила сумку и бегом рванула к подъезду:

– Люди, это что ж делается! – кричала она на весь двор. – Валя! Валя, вызывай скорую! И милицию! Милицию!

Через двадцать минут во дворе наперебой орали сирена подъехавшей неотложки и милицейского бобика.

Вера была беременна уже пятый месяц. Дольше скрывать беременность от матери было невозможно – у худенькой Веры животик торчал как мячик. Оставалось только удивляться, как Нинель Борисовна до сих пор не заметила. Если она увидит живот сама, будет только хуже, а в том, что всё будет плохо, Вера не сомневалась. До сих пор ей просто везло! Было удивительно, просто чуду подобно, что мать не ругалась, когда Вера привела домой зятя и попросила мать разрешить им у неё пожить. Мать даже не орала, пригрозила только, что дармоеда дома не потерпит. Сказала, что вообще не думала, что на Верку кто-то позарится. Условий сожительства было два. Первое – всё хозяйство по-прежнему остаётся на Вере. Завела себе мужа – сама о нём заботься, а родную мать забывать не смей. Мать работает, устаёт, дома ей нужны чистота и порядок. Вера, конечно, тоже работала и тоже уставала, но наваливать домашние хлопоты на мать, которая её одна вырастила, жизнь на неё растратила, Вера никак не могла. Да разве ей будет тяжело о двух любимых людях заботиться? Эти хлопоты Вере только в радость. Второе условие – никаких детей. Совершенно, абсолютно и никогда никаких детей.

Конечно, молодые согласились. Им, в общем-то, тоже было не до детей. Жили трудно, бедно. Мать работала на заводе мастером, зарплату постоянно задерживали. Отца никогда не было, у Веры даже отчество было, как у матери – Борисовна. Вера без образования никакой хорошей работы найти не могла, а об учёбе и речи быть не могло. Кто её кормить будет? Поэтому она работала в магазине уборщицей и мыла подъезды в своём и соседних домах за десятку с квартиры. А Вадик пока ещё был в поиске работы.

Но Вера забеременела. По глупости, неопытности и просто из страха делать аборт она опоздала. Да и денег на аборт взять было негде.

Мать, конечно, не убьёт. Но признаваться было очень страшно. Вера просила Вадика:

– Вадюша, может быть, ты с мамой поговоришь?

– Нет уж! – категорически отказывался Вадюша, не отворачивая головы от телевизора. – Ты залетела, твоё пузо, твоя мать! Тебе с ней и договариваться.

– Вадичек, но, может быть, ты хотя бы рядом со мной будешь? Мне было бы спокойнее. Ты же знаешь, беременным волноваться нельзя, – робко уговаривала его Вера.

– А мне можно?! Да?! Если я не беременный, то давайте, садитесь мне все на шею, треплете мне нервы! Нечего меня в свои бабьи дела вмешивать. Сами разбирайтесь.

Но нервотрёпки Вадику избежать не удалось. Вера призналась, а он оказался дома. Мать никого не убила. Отхлестала Веру по щекам так, что щёки три дня огнём горели.

– Вот вам бог, а вот вам порог! – Нинель Борисовна демонстративно встала в дверях и, поклонившись в пояс, указала траекторию движения. – Давайте выдвигайтесь! Женилки у вас выросли, детей делать научились? Значит, и содержать их тоже сумеете. Что сидим? Пакуйте вещи!