Мария Лаговая - Говори, никто не услышит

«Береги себя, Витя!»

«И ты, батя, себя береги».

После знакомства с Вероникой, Виктор сам себе пообещал проверить информацию об её отце. Он не мог поверить, что у такой девушки мог быть никудышный родитель, а она должна считать себя сиротой. Витя решил поискать по своим каналам, а если найдет, и тот окажется нормальным человеком – то, при случае, он расскажет об этом Нике.

Соседи у Вероники оказались все, как на подбор, со странностями. Особенно тяжело дался Виктору разговор с йогом. Тот жил отшельником в квартире, из окна которой великолепно просматривалось место преступления. Кроме матраса, на котором сидел сам хозяин, тумбочки и трёхногого столика в комнате ничего не было. На подоконнике стояла керамическая чашка без ручки, а на облезлой стене висел рваный с угла постер с Памелой. Виктор усмехнулся, йог, а туда же, «медитирует» на пышногрудую красотку? Сесть было некуда, и Витя, достав свой блокнот и ручку, присел на выступ подоконника. На вопросы следователя йог, которого по паспорту звали Леонид Зыков, отвечал вежливо и кратко. Но Виктор Николаевич всё же сумел расположить его к себе, и йог стал охотно рассказывать о своих странствиях, о жизни в ашрамах в аскезе и благости, и даже посвятил гостя в азы своей философии, где нет ни привязанности, ни боли. «Странно, вот человек в Индии был, а сейчас прозябает в пустой квартире. Какая уж тут привязанность… Но еда у него есть: может собратья по духу помогают, а может, материализовалась?» – раздумывал Виктор, слушая его вполуха. Уже прощаясь, он ненароком сдвинул чашку на подоконнике. Когда разговор закончился и гость ушёл, йог Зыков молча посмотрел на чашку, которая медленно поползла на своё место.

Следом за отшельником, у Виктора состоялся разговор с парой молодоженов, симпатичной полненькой блондинкой и её низкорослым, уже с наметившимся животиком, супругом. Они жили в предвкушении переезда на новую квартиру, и по существу могли сказать только, что в дни, когда произошли убийства, оба пропадали с утра до ночи в строительных интерьерных магазинах. Чеки с датами прилагались в качестве алиби. «Славные ребята, конечно, да, только он все кредиты на неё повесил, ну ладно, к делу это не относится», – профессионально отметил про себя Виктор.

Дальше по списку он встретился с другой семьей – мать и дочь, Заславские, две души, два силуэта, два голоса, они и рассказывали на двоих. Виктор заметил, что мать и дочь странным образом старались подыграть друг другу, словно показывали пьесу новому зрителю, роль которого выполнял следователь. «Фальшивят немного, но, похоже, они здесь ни при чём», – и Виктор Николаевич поспешил уйти в антракте, не дожидаясь дежурно предложенного кофе.

Соседа по парадной Вероники, Айришата, он не застал, зато смог поговорить с его сестрой, тонкой высокой девочкой-подростком. Она только что вернулась с занятий из музыкальной школы, и, кажется, разогревала себе обед. В квартире вкусно пахло свежей выпечкой. Девочка была предупреждена заранее о его приходе, отвечала на вопросы доброжелательно, и Виктор под конец разговора всё-таки согласился на чашку ароматного восточного чая с горячими пшеничными лепешками.

Последней следователь навестил старушку, бабу Настю, с которой был знаком по давнему делу. Однажды баба Настя, по обыкновению встававшая очень рано, вышла во двор вынести мусор и обнаружила у контейнера убитого человека. Мертвец лежал на спине, она сразу его узнала – это был их новый дворник, из узбеков, они сменялись каждый месяц, и старушка уже не помнила, как кого звали. Баба Настя долго смотрела на его лицо, заострённое и застывшее, а потом наклонилась и медленно погладила его по голове, будто поправляя тёмные растрёпанные волосы. «Опять зарезали, как в те две революции, на улице… На моего сыночка похож, царство ему небесное, такой же никому не нужный был, окромя мя», – она утёрла слезы и, шаркая ногами, засеменила домой к телефону вызывать милицию.

Сейчас её возраст приближался к столетнему рубежу, и она всё больше молчала, а когда говорила, то почти всегда о смерти, или о том, что хочет умереть: «Го..но не держится. Хочу смерти, не надо ничего больше, пора». Виктор слышал, что на днях её должны навестить родственники из другого города. Но те всё никак не появлялись – то хоронили кого-то, то продавали всё что есть, чтобы здесь купить жилье. Рассчитывали на бабы Настин куш после расселения, выжидали: она ветеран, блокадник, может поболее жилплощадь дадут. Если, конечно, не помрёт старуха раньше срока.