Мария Лаговая - Говори, никто не услышит

«Если убийства связаны с ним, то они недоказуемы. Туда нельзя соваться», – говорил про него Виктор. Ника чувствовала, что Айришат совсем не тот человек, за кого его принимают окружающие. Он певец гор и поэт своей родины, на которую всегда хотел вернуться. И сейчас Айришат стоял на пути к отступлению: десять лет службы, ему доверяли безоговорочно, он же хотел одного – «умереть» для старой жизни и уехать вместе с сестрой. Петербург это вовсе не конечная цель маршрута, а всего лишь остановка для запутывания следов. По новым паспортам у них другие имена, и дни рождения, для своего босса он прописан в другом адресе. И если ему понадобиться сжечь этот город, он это сделает! Сестра Айрам временно посещала местную школу и училась музыке, но в городах музыка не звучала, а только изучалась. Мешали шум, сутолока, неприветливые серые лица. Так чувствовала девочка, которая сама была словно мелодия, звучащая на просторах полей, среди кристальной воды и прозрачного воздуха её родных мест.

«Нет, он не убийца», – Вероника помахала Айришату из окна рукой, и крикнула: «Всё в порядке, давай, отпусти его! Он нечаянно!» Напуганный до дрожи в коленках, беспризорник благодарно улыбнулся, и тут же сиганул в подворотню. «Хорошо бы «мёртвая царевна» такого мальчугана усыновила. А в своём доме-музее открыла студию творчества для детей. Я могла бы преподавать им актёрское мастерство», – Ника отошла от окна, глотнула воды из остывшего чайника, а потом вспомнила про снимок. То, что она увидела на фотографии, очень сильно её озадачило. На экране у Абра будто бы отпечатались два лица, одно из которых она знала из детства.

Через два дня почта глухих принесла страшные новости: был найден мёртвым Филипп. В тот же вечер прилетела ещё одна плохая весть: Аркет сорвался с крыши, слава богу, не насмерть. Было подозрение, что он хотел догнать убийцу, ведь оба несчастных случая произошли в сходный промежуток времени, в одном квартале, у соседних домов.

Уныние охватило Нику, тоска стыла в сердце. Накануне Абр сказал ей: «Я чувствую, что сегодня опасность прошла рядом с тобой. Твои шестьсот две тысячи нервных клеток просто погибли от перенапряжения». На голове у него были заплетены дреды, нелепо торчащие во все стороны как провода. Ну как такого можно принимать всерьез?

Как назло, в тот день, Вероника встречалась с множеством людей: хозяйка двух собак, которых она выгуливала за деньги, семинар в библиотеке, там знакомых человек пять, с кем можно было перекинуться парой слов. Позже она увидела Айришата с сестрой, а после обеда собакомама привезла для Ники-терьера собачей еды на две недели вперед, к тому же приходил Сергей-айтишник проверять свои игровые серверы.

Следующие пару суток Вероника пребывала в сонном, плотном бытие. Ей постоянно не хватало воздуха. Она не замечала, какая у Абра прическа, вставлено ли стекло в разбитую раму, гуляла ли она с Ники. Верон, как могла, утешала Надю, которая горевала о Филиппе.

Единственное, что чуть резче проявилось из окружающего Нику тумана – встреча с Айришатом перед его отъездом. Он сам зашёл попрощаться, и на память подарил красивый альбом, посвящённый современной фотографии. Закладка-ленточка лежала на странице со знакомыми Нике снимками, подписанными Лёшкиной фамилией. Нелепое совпадение как напоминание о ещё одной потере.

Тогда они вдвоём в единственный раз съездили в родной город Вероники. Алексей работал над проектом одного издательства: заказчик хотел фотографии российских городов-миллионников, но просил избежать стандартных открыточных видов. Лёшка был счастлив – ему дали возможность показать его любимую Москву, какой её видел он. Алексей вставал в четыре утра, и отправлялся с камерой наперевес и рюкзаком за плечами снимать безлюдную, отдохнувшую и умытую утренним дождём столицу. Городские пейзажи на фотографиях дышали простором, были наполнены предрассветными красками солнца и сочной свежестью листвы.

Дома, дворики, улочки… их наконец-то можно было увидеть глазами влюблённого в них художника. Лёшка возвращался домой, и Ника готовила ему завтрак, а потом, пока он досыпал, разглядывала его снимки и не узнавала мегаполис, в котором жила, настолько непривычным было отсутствие суеты, смога, пробок и толпы людей. На фотографиях существовал совсем другой, Лёшин город.

Атмосферность Вероникиного Петербурга вдохновила его на серию фотокартин на крышах, в дворах-колодцах и старинных домах. Они нашли энтузиаста, который водил их по заброшкам – давно забытому миру великолепных зданий и показывал интерьеры полуразрушенных дворцов и гостиных с лепниной и паутиной на потолках. Крутые винтовые лестницы, узкие шахты лифтов, забитые хламом камины, бельма круглых окон на чердаках. Веронику завораживали и пугали замкнутые колодцы, в которых небо чертило свою геометрию – квадраты, трапеции, кособокие треугольники. Всё это кружилось, кружилось по спирали и падало вниз! Вниз!