Татьяна Луганцева - Фунт лиха с изюмом [litres]

– Яна, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что я люблю только тебя, – ответил Мартин.

– Любишь, любишь… И уважаешь. Берёшь за хвост и провожаешь…

– Что за детство, Янка?

– А ты бы как хотел? Тебе хоть хорошо с ней?

– С кем?

– Хороший вопрос. Ну, например, с Василисой?

– У нас было один раз, – мрачно ответил Мартин.

– И что?

– И я ничего не помню. Это честно, Яна. Я был абсолютно пьян.

– Обидно.

– Мне нет. Ну, не помню я ни фига! Может, и не было ничего! Я исказнился, что потерял тебя. Так и знай. Можешь хоть ноги об меня вытирать.

– Я не буду вытирать. Для этого специальные коврики есть. Мартин, во мне всё перегорело, честное слово. Один пепел и зола. Дунешь – и ветер унесет воспоминания. Только ладони грязные.

– Какой же я был дурак! Ты только не отталкивай меня. Дай мне шанс всё исправить.

Яна посмотрела на самого любимого человека на свете и ничего ему не ответила.

Машина остановилась около знакомого парадного.

– Приехали. Позвони Ивану Демидовичу, – сказал Мартин.

Яна вынула из сумочки айфон и приложила к уху.

– Что-то не берет. Давай поднимемся. Наверняка, он там.

Мартин подал ей руку, и впервые за долгое время Яна ощутила тепло его ладони. Она вдруг остро поняла, что очень замерзла и очень соскучилась. Они поднялись наверх на старинном лифте и подошли к тяжелой дубовой двери.

Яна нажала на звонок. Переливчатая трель разлилась по квартире, но в ответ была тишина.

– Ключей у меня нет, – сказала Яна.

– Зато у меня есть, – полез в карман пальто Мартин. – Вот… Подожди минутку… – Он повернул ключ в замке.

– У меня какое-то дежа вю, – сказала Яна упавшим голосом.

– Отойди. Я иду первым, – отодвинул ее Мартин.

Он вошел в коридор и медленно двинулся вглубь квартиры. Яна шла за ним, замерев и прячась за широкой спиной.

Ивана Демидовича они обнаружили на кухне. Он лежал ничком с раскинутыми руками.

Яна закричала. Показалось, что еще мгновение и она грохнется в обморок. А вот Мартин не растерялся. Он мгновенно наклонился над актером, нащупал у него слабый пульс. Посмотрев на Яну, он понял, что ее просить о чем-либо бесполезно, она в беспамятстве. Он быстро вызвал «скорую», намочил холодной водой полотенце и приложил его к ране на затылке, из которой у Ивана Демидовича сочилась кровь.

До приезда медиков они перевернули пострадавшего на спину и подложили ему под голову подушку. Поднять на диван тяжеленного старика не хватило сил.

Когда приехали медики, старый актер уже пытался что-то сказать, но ему не разрешили этого сделать.

Мартин дал денег, и старика повезли уже в знакомую больницу. Туда же приехал и следователь Ольшанский.

– Что, опять случай в нехорошей квартире? Вырисовывается система. Может, маньяк? А ты, Яночка, еще долго будешь гостить в Питере? Шучу… Но это, конечно, уже перебор. Ты знаешь, Мартин, квартирку ты приобрел несчастливую. Просто не квартира, а проходной двор. Замки сменил бы, что ли. Как ни зайдешь – натыкаешься на преступные действия. Между прочим, хоть дом ваш и высшей категории, а на парадном камера не работает. И на соседних тоже. Думаешь, случайность? А мне уже так не кажется.

– Извини, я не знал. А это когда выяснялось? Почему не починили? – спросил Мартин, прижимая дрожащую Яну к себе.

– Ну, этот вопрос не ко мне, а в жилконтору. Там и надо узнать, – развел руками следователь.

Яна вытерла платочком мокрые глаза.

– Бедный Иван Демидович! Он что-то хотел мне сказать!

– Что, не знаешь? Даже не догадываешься? – спросил Мартин.

– Неужели вы думаете, что если бы я знала, я бы сейчас скрывала? Нет, конечно! Он сказал, что это не телефонный разговор. Его хотели убить из-за меня… – снова заплакала Яна.

– Всё будет хорошо, – обнял ее Мартин, – но от меня ни на шаг. Давай навестим Головко в больнице.

Все покинули злосчастную квартиру. Мартин захлопнул дверь.

В длинном пустом больничном коридоре слегка пахло лекарствами и дезинфекцией. Над распашными белыми дверями горела надпись «Реанимационное отделение». А чуть ниже – «Вход посторонним воспрещен». Мартин и Яна сидели на низкой клеёнчатой кушетке в ожидании сведений о состоянии Головко.

– Он такой… он такой безобидный. Балабол. Бабник… Все женщины от него без ума были… Я даже не знаю, как это удавалось Ивану Демидовичу… Толпы почитательниц, и все любили… и он всех любил. Это прямо талант какой-то – всем нравиться, – хлюпала носом Яна.

– Согласен, что талант. Мне бы так… Сто любовниц и все дружат, – пошутил Мартин и получил от нее удар головой в грудь.