«Дорогая Муза! Довериться мне больше некому. Дело в том, что я богат, но не имею наследников, кроме Виталия. И я очень боюсь, что все, что я нажил нелегким, совсем нелегким трудом, пропадет. Уйдет государству, а на самом деле — зажравшемуся чиновнику на улучшение его и так неплохих жилищных условий. Меньше всего я бы хотел, чтобы именно так и получилось. Я не для этого работал. Не для этого. У меня еще есть маленький шанс исправиться, хоть что-то изменить не на этом свете, так на том в своей судьбе… тебе не понять, такие мысли приходят только у последней черты, и дай бог тебе еще долго не задумываться о таких вещах, о которых был вынужден задуматься я… В идеале я хотел бы, чтобы все досталось сыну после моей смерти. Сначала он откажется, но потом, возможно, передумает и простит, ведь это известие придет после моей смерти. Мне ему в глаза не смотреть и не испытывать муки. А пока я готов передать деньги в надежные руки человеку, которому доверяю, который сможет убедить сына взять их и до того времени сумеет сохранить их. Я понимаю, что звучит все это, по меньшей мере, странно. Я видел вас всего один раз, и почему-то я доверяю вам такое щекотливое и очень важное для меня дело, самое важное дело в моей жизни. Но я видел ваши глаза, и они мне сказали, что вы человек сугубо порядочный. Вы музыкант, а люди, способные слышать музыку и воспроизводить божественные звуки, приближены к Богу. Ближе к ангелам, понимаете? Да и выбора у меня нет другого. Поэтому по завещанию все мое имущество принадлежит вам, и в будущем, надеюсь, перейдет к моему сыну через ваши ручки музыканта, человека, способного вить вуаль наслаждения из божественных звуков. Бог вам в помощь! Надеюсь, что вам никто и ничто не помешает! Если бы я знал, кто и что может это сделать, я бы честно написал. Сейчас все построено на честности, и сыну моему скажите, что я, правда, обо всем сожалею, о прощении не прошу, оно призрачной надеждой осенило мой последний вздох».
Муза прочла последнее письмо человека, которого тоже видела в первый и единственный раз в жизни и совсем не знала, и оно ее так тронуло, что она его простила, хоть от нее этого и не требовалось. Еще Муза поняла, из-за чего Федор нравился женщинам и гулял: при таком-то накале чувств и эмоций, и любви женщин, и лапше, которую вешают им на уши, — это было совсем неудивительно.
На перроне Ленинградского вокзала Григорий провожал Музу. Они ждали посадки на «Сапсан».
— Быстро доедешь и в комфорте, это лучше, чем в электричке трястись на жестком сиденье, — сказал он. — Я тебе все же деньги хочу дать.
— Я сказала, что не возьму! С какой это радости? Ты мне кто? — тут же возмутилась Муза.
— Я хочу и, самое главное, могу помочь! И не ставь так вопрос — кто я? Я, может, хочу кем-то стать… — ответил Григорий.
— Нет, спасибо.
— Мы не совсем чужие.
— Но и очень близкими нас тоже не назовешь, — совершенно справедливо заметила Муза, не желавшая ни от кого ни в чем зависеть.
— Муза! Ты же знаешь, я бы поехал с тобой, но не могу, пока не решится судьба Вики! — воскликнул он. — Прямо не могу тебя отпустить… неспокойно на душе что-то.
— Господи, Григорий! Ну, конечно же! О чем говорить?! Дочка — это самое важное, что может быть! Я — взрослая тетка и сама справлюсь! Все будет хорошо, не волнуйся… Это же относительно недалеко от Москвы, я же уезжаю не черт знает куда…
— Я уже имел счастье наблюдать, как ты умеешь правильно выходить из сложных ситуаций! — усмехнулся он.
— Вот только без намеков! Это случайные совпадения! Хорошо, я возьму у тебя небольшое материальное вспомоществование… — нахмурилась Муза, чем очень обрадовала своего провожающего.
— Я бы тебя не отпустил от себя! Неспокойно мне на душе, повторяю! Вообще история мутная. На тебя переписано имущество, счета, такое полное доверие со стороны этого Федора… бред… — затянулся Григорий, выпуская сигаретный дым.
— А он, в отличие от тебя, сразу же разглядел, что я человек хороший! И главное, ни минуты не сомневался, прежде чем довериться мне! — похвасталась Муза.
— А тебе не кажется, что вся эта красивая история про сына, который хотел научиться играть на пианино и не смог из-за денежных трудностей, — полный бред? — вдруг спросил Гриша. — Потому что он узнал, что ты — пианистка? Чтобы подкупить тебя и ты бы поехала туда и всучила сыну эти деньги? Ты думаешь, тебе просто это будет сделать?! Не обольщайся! Я бы на его месте при слове «отец» закрыл дверь и никогда бы ее не открыл перед человеком, который бы произнес это слово… Хотя ты похожа на ангела… Старик был хитрым, он это тоже увидел, а не так просто закрыть дверь перед ангелом… На это все и рассчитано…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу