Елена Логунова - Шерше ля фарш

— Ты разве не помнишь, что у тебя в сумке лежит? — не поверила я.

Алка Трошкина — великая аккуратистка.

— Так это же была не моя сумка, а твоя! И знаешь, что я тебе скажу?

— Что я неряха и старьевщица? — предположила я, поскольку слышала это уже много раз.

— Нет! Что я больше никогда не буду ругать тебя за то, что ты неряха и старьевщица! Потому что именно в твоей сумке нашлось средство, с помощью которого я освободилась!

— И что же это? — искренне заинтересовалась я. — Вроде не было у меня в сумке ничего колющего и режущего, что-то подобное отобрали бы еще в аэропорту…

— Колющего и режущего не было, но была та классная японская грелка, которую ты заказала в интернет-магазине перед своей поездкой на горнолыжный курорт. Та, что сама разогревается, стоит только нарушить упаковку. Маленькая, а мощная! Градусов шестьдесят дает!

— Серьезно, она была в этой сумке?! А я искала ее прошлой зимой по всему дому и очень расстроилась, что не нашла!

— И хорошо, что не нашла, потому что сейчас она очень пригодилась. Я разодрала пакет ногтями…

— Кстати, отличные тебе сделали ногти, — мимоходом похвалила я.

— …потом плотно прислонила к разогревшейся грелке замотанные запястья, и скотч от высокой температуры несколько размягчился, так что я смогла его растянуть. Ну, а дальше уже было дело техники…

— Кстати, и техника у тебя отличная, — похвалила я. — В хорошей ты спортивной форме, подруга!

— Жаль, она не настолько хороша, чтобы выбить дверь, — вздохнула Алка. — Ну? Еще раз ухнем?

— Пусть дубинушка ухает, а мы с тобой не деревянные. — Я ухватила за мышиный хвостик интересную мысль. — Давай проверим, единственный ли это выход? Тут среди мусора кости погрызенные валяются, я полагаю, это остатки собачьих трапез…

— Или останки узников…

— Посмертно съеденных псами. — Я не стала ни пугаться, ни спорить. — Я к чему: возможно, где-то есть собачий лаз?

— Хорошая мысль, — похвалила Алка и зачиркала лазерным лучом по периметру помещения у самого пола.

Я же двинулась вдоль стены, методично разгребая завалы мусора под ней. Было очень противно, но страдала я не напрасно: лаз действительно нашелся!

Импровизированной саперной лопаткой из чьей-то здоровенной обглоданной кости и сучковатой палкой мы с Трошкиной освободили дыру от засыпавшего ее мусора.

— Эта дыра — это нора, — глубокомысленно возвестила Алка голосом мультяшного Винни Пуха.

— Что особенно важно — это сквозная нора, — с дотошностью умного Кролика уточнила я. — Чувствуешь, в нее задувает? Мы сможем выбраться из этой халабуды!

— Во всяком случае, я точно смогу, — прикинув размер отверстия, уверенно заключила подружка. — А ты рискуешь застрять, поэтому оставайся тут. Я вылезу и открою тебе дверь.

И она полезла в собачий лаз, как Алиса — в кроличью нору: целеустремленно и без малейших колебаний.

— Не застряла? — спросила я, когда в помещении остались только Алкины ерзающие ноги.

— Нет, — ответил приглушенный голос подружки. — Хорошие в Грузии собаки, крупные!

— Отличная экология, теплый климат, натуральные продукты, — хихикнула я, чувствуя, как стремительно улучшается мое настроение.

Мы спаслись и оставили злодея с носом, чего еще желать?

На этот риторический вопрос ответила Трошкина.

Погремев засовом, она распахнула мне дверь, и в открытом проеме переливчато затрепетал развеваемый ветром свободы черный шелк расшитого звездами неба. На его фоне чумазая оборванка Трошкина выглядела так же органично, как дерюжная заплатка на вечернем платье, но я, не эстетствуя лукаво, крепко обняла подружку:

— Спасибо, Алка! Ты спасла нас!

— Теперь бы еще узнать, завладел ли Генрих медом, а еще лучше — помешать бы ему это сделать, потому что я страшно на него сердита и жажду мести, — кровожадно оскалилась обычно кроткая Трошкина.

Кровожадный оскал очень гармонировал с ее новым имиджем — бледным личиком в обрамлении всклокоченных косм, испачканным свежей землицей светлым платьишком и обломанными ногтями. Вот где мамуля, а? Такой материал пропадает!

— Полностью разделяю твои чувства и желания, — кивнула я.

Мы переглянулись и стукнулись грязными ободранными кулачками.

Берегись, гадкий Генрих, ибо кошмарные фурии Инка и Алка тебя найдут и беспощадно покарают!

Вокзалы никогда не спят. Так, прикрывают устало один глаз, но вторым все равно посматривают.

В точности такова и судьба ночного дежурного.