Елена Логунова - Шерше ля фарш

— Зараза пропала.

— Как пропала?

— Молча.

— Умерла?!

Воображение живо нарисовало мне интересно бледную Зару Рафаэловну, лежащую в гробу (плашмя и, как уже было сказано, молча).

— Вот этого я не знаю, не уверен, траурную музыку в офисе еще не включили, и деньги на венок пока никто не собирал, — развеял мою печальную фантазию Жаник.

— А что же ты знаешь?! — рассердилась я.

— Что Зараза из больницы выписалась и тут же напрочь исчезла с радаров. Пропала куда-то без предупреждения и объяснения, даже Броничу ничего не сказала.

— Так у нее наверняка еще больничный не закрыт, зачем же ей с вами коммуницировать? — вступилась за Заразу добрячка Трошкина. — Вот злые люди! Нет, чтобы дать бедной женщине спокойно дома долечиться, так они ей названивают!

— А она, может, как раз лежит и семиведерную клизму принимает, самое время обсудить с ней какую-нибудь маркетинговую стратегию! — я тоже по мере сил посочувствовала Заразе.

— Про клизму я не подумал, — несколько ошарашенно признался Жаник. — Семиведерную, говоришь?

Его воображение явно тоже нарисовало что-то эпическое.

— Ага, мужчины твоего возраста огорчительно редко думают о клизмах, — заметила Трошкина не без укора. — Ты вообще зачем позвонил-то? Про Заразу нам рассказать?

— Нет, чтобы вас обеих обозвать заразами! — В голосе коллеги зазвучал высокий пафос. — У вас, лентяек, совесть есть? Вам же отпуск дали с условием параллельного профессионального роста, а вы там что делаете? Инжир околачиваете?

— Инжира еще не видели, только хурму, — машинально ответила честная и простодушная Алка.

— Трошкина, наш страстно радеющий за общее дело товарищ по работе хочет сказать, что мы с тобой вопиюще манкируем обязанностями фуд-блогеров, — вздохнула я.

— Чего вы с ними делаете? — заинтересовался упомянутый коллега.

— Ничего не делаем, — повинилась я. — Но мы начнем исправляться прямо сейчас, обещаю! Отвянь от нас и жди, мы без промедления подготовим посты для публикаций.

— С пошлым юмором, пожалуйста! — попросил еще Жаник и отключился.

— С каким еще пошлым юмором? — озадачилась Трошкина. — Я вообще не умею шутить про еду!

— Да брось, подружка, не прибедняйся! — Я ободряюще похлопала ее по плечу. — Когда ты приходишь в буфет, на раздаче начинается камеди-шоу! «Здрасьте, а что это такое серо-буро-малиновенькое? А мясо по-французски кем было при жизни? А во внутреннем мире котлетки много лука? А тефтелька мясная или, помилуй мя, господи, рыбная? А вот эта бледная сарделька с загадочной прозеленью, она вообще кто?» Да буфетчица кобылицей ржет от твоих веселых шуток.

— А кто шутит-то? — Трошкина не улыбнулась — наоборот, насупилась. — Я себе еду выбираю и серьезна, как батюшка на отпевании!

— Вот и молодец, настоящий юморист и должен держать такую похоронную мину!

— Ты издеваешься? — догадалась подружка. — Ах, так? Тогда я напишу пост про то, как ты сегодня выбирала пирожки в вокзальном буфете. Как раз с пошлым юмором! «А что за начиночка тут у вас, бе-е-е или му-у-у?» Му-му! Утонешь ты у меня сейчас в народной симпатии!

— Валяй, пиши! — Я благословила суровую юмористку на творческий подвиг и пошла пошарить в кухонных шкафчиках.

Мне для эффектной публикации нужна была бутылочка грузинского вина.

Идея у меня была нехитрая, простой план включал безжалостное убийство сразу двух зайцев, в роли которых выступили красивые женские ноги (две штуки) и бутылочка вина (одна, уже неполная).

Вино я поставила на низкий столик, ноги в шортах, которые в кадр не попали, возложила туда же и, извернувшись, запечатлела эту композицию на камеру. Получилось интересно — в меру дерзко и при этом по-домашнему уютно. Сопроводив фото ложно простодушным текстом «Вот, сбегала за винишком…», я разместила его на своей страничке и с удовольствием отметила, что лайки к посту потянулись косяком, как озябшие среднерусские гуси в теплый тифлисский край.

Потом проснулся Матвей, и я переадресовала ему поставленную папулей задачу вымыть посуду. Заметьте, не заставляла! Он сам спросил, чем может быть полезен, и абсолютно безропотно встал к мойке.

— Слушай, а и в самом деле — отличный характер у парня, — нашептала мне Трошкина, пока мы умиленно любовались скромным тружеником, тихо стоя за его спиной в дверном проеме. — Даже жалко, что он миллионер. Небось получит свои огромные деньги — и сразу испортится…

— Тогда, по логике, чем меньше получит, тем меньше испортится. — Я не хотела забыть о своем меркантильном интересе. — Давай подумаем, как бы ему память вернуть.