Елена Логунова - Шерше ля фарш

— Ой! Коробка!

Трошкина отчаянно пискнула и снова сделалась тиха, бледна и неподвижна, аки мраморная.

Я все-таки ущипнула ее:

— Что — коробка?

— Коробку с шалями у нас забрали! То есть я сама ее отдала. Вот дура!

— Подробнее, — попросила я.

— Идиотка, кретинка, дебилка, олигофренка!

— Не про диагноз твой подробнее! Про коробку!

— Да что про коробку? Утром приходил какой-то мужичок, спросил Кузнецову, хотел забрать посылку. Я подумала, что речь об этой самой коробке и отдала ему ее.

— Вот ты балда! Это же, наверное, за Заразиным медом приходили! — охнула я.

Трошкина виновато повесила голову.

— Аллочка, детка, иди кушать, я разогрел тебе сациви. — Из кухни выглянул папуля.

— Иди уже, олигофрено-дебилка. — Я подтолкнула подружку в направлении источника аппетитного запаха. — Поешь, потом на сытый желудок будем думать, что делать.

Пока угнетенная малоежка Трошкина без энтузиазма ковыряла вилкой в сациви, я выпила чашечку хваленого грузинского чаю. Рядом вился папуля, вознамерившийся своеобразно опробовать первый добытый им рецепт фарша для хинкали, приготовив из него котлеты. В его присутствии тема загадочной записки осмотрительно не поднималась.

День клонился к вечеру. В палисаднике за окном поскрипывали качели. В кронах платанов шебуршали невидимые птицы, гранитный парапет набережной контрастно подчеркивал серо-коричневую, в мелкой ряби и солнечных блестках, ленту реки, и перевернутая синяя чашка неба надежно лежала на кольце окружающих уютный мир лесистых гор.

Окончательно гармонизируя мироздание, папуля жарил котлеты.

Я, кстати, думаю, что роль котлет в истории преступно недооценивают. Ведь что такое котлеты? Котлеты — это залог здоровья, долголетия и семейного благополучия. И еще мощнейший афродизиак! Нет ничего такого приятного, что любящий вас (и котлеты) мужчина не сделает, почуяв божественный аромат домашних котлеток.

Голубь мира — абстрактный символ. Котлета — вот, что несет в дом мир и лад!

Две котлеты — это не просто перемирие, а еще и нерушимый пакт о ненападении.

Три котлеты — и львы валяются рядом с агнцами, блаженно щурясь и мурлыча, а морские котики взасос целуют сухопутных…

— О чем ты думаешь с таким благостным выражением лица, Кузнецова? — с ноткой ревнивой зависти спросила меня Трошкина.

Я не успела ответить — помешал звонок в дверь.

— Зяма! Это ты?!

Алка вспорхнула со стула и пролетела по коридору стремительно и низко, аки голодная чайка над рекой Курой, она же Мтквари.

Прочие домочадцы не сильно от нее отстали.

И кто бы удивился, но только не я: за дверью снова был не Зяма, а невзрачный мужичонка с большой картонной коробкой в руках.

— Дежа вю! — зыркнув на коробку, провозгласила бабуля.

— Э-э-э, — замялся мужичок, битый жизнью и не только ею.

— Здоров, бухан! — дружелюбно приветствовала его мамуля.

Как будет на языке коллеги Руставели «здравствуйте», она явно забыла, а обращение просто перепутала, заплутав в ассоциативном хлебобулочном ряду.

— Батон, — любезно поправил супругу папуля.

— Батоно, — уточнила дотошная Трошкина.

Потасканному батоно и в самом деле больше подошло бы зваться буханом — это органично включило бы в круг ассоциаций винно-водочный ряд.

Он окинул групповой семейный портрет в обрамлении дверного косяка откровенно растерянным взглядом и без особой надежды вопросил:

— Кузнецова?

— Я!

— Я!

— Я!

— Я! — браво отозвались бабуля, мамуля, Трошкина и я.

— И Сережа тоже, — пробормотал папуля. — В смысле, и я Кузнецов!

Батоно-бухана многообразие выбора почему-то не порадовало, а деморализовало. Он замер, как осел Буридана, только взгляд его перебегал с одной физиономии на другую.

В этой толпе Кузнецовых вовсе не было той, что соответствовала бы описанию!

Высокая стройная девица в семейной группе имелась, но она была не блондинкой, а брюнеткой.

Блондинкой была не очень высокая фигуристая дама постарше.

Вторая девица, и невысокая, и нефигуристая, походила на ту, которая напутала с посылкой поутру, однако у той утренней девицы волосы были светлые, а у этой вечерней — темные…

На всякий случай батон-бухан присмотрелся и к старушке в платьице с розочками, и к коренастому дядьке с тесаком.

Опасливый взгляд на внушительный тесак не позволил человеку, не знакомому с реалиями жизни и быта семьи Кузнецовых, опознать в пугающе широком ноже и. о. мирной лопаточки для социально полезных манипуляций с жарящимися котлетами.