Татьяна Василевская - Хуже и быть не может

— Первая, — Прохрипел Прохоров и направился к дверям.

Скворцов вошел в спальню и опустился на кровать рядом с, вопросительно смотрящей на него, Аней.

— Это из полиции? — глаза у нее были испуганные.

— Из прокуратуры, — улыбнулся Скворцов и поцеловал ее.

— Что они хотят? Нас в чем-то обвинят?

— Им не в чем нас обвинить. Мы ничего не сделали, — он улегся рядом и обнял ее. — Не бойся. Все будет хорошо.

— Мне даже не верится, что за одну неделю произошло столько событий, — она улыбнулась, и, повернувшись к нему лицом, прижалась к широкой груди.

— Все хорошо, — прошептал он.

Когда, накануне, они подъехали к Аниному дому, она судорожно начала соображать стоит ли пригласить нового знакомого на кофе. Вернее, пригласить ей его хотелось, но… Они, наверняка, больше никогда не увидятся, ей не хотелось вот так расставаться. Он стал ей за эти дни близким человеком, он стал ей не безразличен. Хотя, это было глупо. Никаких намеков или особых знаков внимания с его стороны она не замечала.

— Спасибо, что довез. Увидимся, — проговорила она обычные слова вежливости, принятые в таких случаях. Скворцов ухватил ее за руку и посмотрел в глаза.

— Знаешь, насчет дома, похожего на замок я не уверен. Мне кажется у меня на замки теперь аллергия, а от мальчика и девочки я бы не отказался, — он улыбнулся, — и на большую собаку я тоже согласен.

После того, как они целую вечность целовались сидя в машине, Скворцов предложил сходить к Ане за одеждой, а потом поехать к нему. «Почему нет?!» — подумала она.

Когда они лежали в необъятной кровати, посреди такой же необъятной спальни, Аня спросила:

— А ты о чем мечтал в детстве? Все тогда рассказали, а ты нет.

Она почувствовала, что он улыбается.

— Я мечтал стать хирургом, как мой отец.

Приподнявшись на локтях, Аня заглянула в его лицо.

— Почему не стал? Передумал?

— Нет. Я поступил в медицинский. Все было нормально, до тех пор, пока нас, в первый раз, не привели в анатомический театр. Мне дали скальпель. Я начал делать надрез и грохнулся в обморок, — он засмеялся.

— Ты меня разыгрываешь? — улыбаясь, спросила Аня.

— Нет. Это правда. Возможно, я бы привык. Но я понял, что я никогда не буду как отец. Я другой. Я забрал документы и перевелся в плешку.

— Не жалеешь?

— Нет, — он посмотрел на нее, — я никогда ни о чем не жалею. Я рад, что случилась эта странная, дурацкая история. Я на многие вещи взглянул по-другому. Понял, что вся моя жизнь это бег, непонятно зачем. Я все время бегу, пытаюсь что-то успеть, а жизнь уходит, так и не прожитой, потому что на нее не остается времени и сил. Все уходит на бессмысленную погоню за призрачной целью. Не хочу больше так жить. Хочу быть счастливым. Хочу ощущать полноту жизни. Замечать красоту, радоваться, грустить. Ты согласна делать это вместе со мной?

Она улыбнулась.

— Мы знаем друг друга меньше недели.

— Да, ладно. Мы знакомы со времен средневековья. Мне кажется, это очень серьезный срок! — засмеялся Скворцов.

— Ну, тогда согласна. Несмотря на то, что ты оказывается не такой отважный, как я думала. — Рассмеялась она.

— Надеюсь, это будет наша семейная тайна?

— Конечно. У нас уже порядочно тайн накопилось. Не находишь?

Следователь Прохоров уже, наверное, в десятый раз просматривал запись.

— А может это все она? Ведь странно, что она появляется каждый раз. Может она сообщница?

— Может. Но если это так, то помоги нам бог. С ней связываться, себе дороже. Потом света белого невзвидишь.

— Ну, главное, что убийца найден. Пропавшие нашлись. Дело, можно сказать, закрыто.

— Ой, Саня, все в этом деле через одно место. Чую я, что все, вообще, не так как кажется.

— И чего, будем дальше копать?

— Упаси бог, Саня! Упаси бог. С глаз долой, из сердца вон. Закончить с бумажной работой и сдать, к чертовой матери.

— А она?

— Не знаю. Совпадение. Злой рок. Этим вообще не мы, а полиция должна была заниматься, пропавшие — это по их части. — Прохоров поднялся и направился к двери. — Я к себе. Оформляю бумаги, вы тоже все хвосты подчищайте. Все сдаем. А с этим, он кивнул на экран, потом будем разбираться. Тем более, что муж-то, по-моему, не убит горем. Глаза прямо сияли, когда мы с ним беседовали. Да, собственно, не могу его за это осуждать, я бы сам на его месте колесом ходил.

21.18.

Лучик света от телефона выхватил из темноты деревянную дверь. Рука с бледно розовым лаком на ногтях толкнула металлическую ручку. Раздался скрип несмазанных петель. Темная комната, заваленная книгами. Тишина. Запахнув на груди песцовую безрукавку, женщина крикнула: