Татьяна Василевская - Хуже и быть не может

— Посмотри! — радостно поблескивая заплывшими жиром глазками, сказал он.

Щелкнул крошечный замочек и Любашу ослепило сверкание и сияние камней. Браслет, усыпанный бриллиантами и изумрудами, играл всеми гранями и переливался сказочным мерцающим светом, покачиваясь на изящной загорелой руке девушки. Красота! Любаша, мысленно вздохнула. Красоту придется отрабатывать. Ужас, как неохота. Но браслет, конечно, шикарный. Стоит целое состояние. За состояние придется потерпеть. Пухлые губки расплылись в улыбке.

— Негодник! Ты просто пользуешься тем, что я не могу на тебя долго сердиться! — игриво пожурила Любаша престарелого ловеласа. — Ну, иди скорее сюда, мой тигр! Р-р-р!

21–12.

— Ничего не делать! Полицию вызывайте. Сейчас буду. Чтоб он провалился этот лифт! — рявкнул начальник охраны, вставая с мягкой уютной кровати и нажимая на кнопку выключения на пульте телевизора. Посмотрел бокс! Ничего не скажешь. Провел приятный вечерок перед голубым экраном. Отставной майор с тоской бросил взгляд на запотевшую бутылку пива и порезанную тоненько, как он любит, красную рыбу и жирные куски, воблы. Отдохнул после рабочего дня, расслабился, черт бы их всех побрал! Порывшись в кармане пиджака, майор нашел нужную визитку и набрал номер.

— Прохоров слушает! — ответил знакомый голос. Выслушав собеседника, следователь разразился потоком брани, относящейся не к звонившему, а к всеобщему мировому пространству со всем его несовершенством и идиотизмом. Майор улыбнулся. Ишь, как его пробрало. Видать, это дело вконец измотало следователя. Не выпитое пиво и пропущенный бокс, оказывается, не самое неприятное, что может случиться с человеком. Кому-то намного хуже — расшатанные нервы, чувство безысходности и ежедневные нокауты и нокдауны, получаемые не на ринге, а в кабинете у начальства.

Ощущая неприятное чувство дежавю, Прохоров тупо смотрел в кабину лифта. Задержанного уже увели, но фото, сделанные при задержании, говорили сами за себя. Еще один «пришелец», посланный непонятно кем, с целью окончательно свести с ума следователя следственного отдела прокуратуры. Может это заговор?

С фото на Прохорова смотрел мужик в странном балахоне, связанный, с кляпом во рту. Глаза безумные, но это-то как раз понятно, любой обезумеет в подобной ситуации. У мужика явно совсем недавно изуродованы руки, вон все тряпки, которыми они замотаны, в крови. На лбу надпись, сделанная чем-то черным, «Убийца». Ребята, которые проводили задержание, сказали, что мужик больной на всю голову. Орет непонятные слова, плюется. Даже кусаться пытался, когда его в скорую сажали. А еще сказали, только это как-то уж совсем странно, даже в протокол включать не стали, что у мужика глаза зеленым светятся, как сигнал светофора. Может все свихнулись? Какой-то неизвестный вирус, лишающий людей рассудка. Как в фильмах и книжках про постапокалипсис. Страшная эпидемия, уничтожающая все человечество.

Вздохнув, следователь подошел к начальнику охраны.

— Записи с камер наблюдения дадите?

Начальник улыбнулся.

— Само собой. Считайте, для вас их и делаем, — он рассмеялся собственной шутке. Прохоров страдальчески посмотрел на веселящегося майора. Ему, что, он сейчас домой поедет, телек смотреть или спать. А Прохорову сейчас в больницу тащиться, к плюющемуся психу с глазами светофорами. Господи, ну что у него за работа? Если бы этого явно невменяемого кадра нашли в любом другом месте, Прохоров даже не узнал бы о его существовании. Но ведь надо было такому чуду появиться именно в этом проклятом лифте! Взорвать его, что ли к чертовой бабушке? Или поджечь? Интересно, можно поджечь один лифт, чтобы больше ничего не загорелось? Тьфу! Господи, о чем он думает? Это его это дело до таких мыслей довело. У него у самого скоро глаза светиться будут, причем не только зеленым, а всеми цветами светофора по очереди.

Всю ночь следователю снились несущиеся за ним паровозы со светящимися фарами всевозможных цветов от фиолетового и до оранжевого. Только он успевал убежать от одного, как тут же откуда-то появлялся следующий и так вновь и вновь. Наутро, проснувшись разбитым и измученным, Прохоров поехал в управление.

Мужик из лифта был точно шизик. Явный кандидат для психушки. Правда, накачанный обезболивающими и успокоительными, он не кусался и не плевался, но бормотал что-то невразумительное. Какая-то абракадабра, рожденная, видимо, его воспаленным мозгом. Вызванный эксперт-криминолог, взял отпечатки пальцев, образец черного вещества, которым была сделана надпись. Выглядел задержанный страшно. Лицо худющее, тонкий длинный нос, загнутый крючком. Глаза, как и предполагал Прохоров, не светились, но смотрели на все вокруг с такой злобой и ненавистью, что становилось не по себе. На обеих руках отрублено по два пальца. Врач сказал, что не далее как несколько часов назад. Острым лезвием, по одному удару на каждую руку. Одежда и обувь тоже странная престранная. Прохоров даже позвонил Синицыну. Попросил позвонить дядьке историку, что бы приехал, на этот раз в частном порядке, взглянул. Пусть фанат древности порадуется. Может, скажет чего дельное.