Тамара Лисицкая - Двенадцать

Он бормотал всё глуше, смотрел всё нежнее, и я поняла, что есть только миг… Сейчас небо рухнет и всё закончится…

Крысы! Крысы! Крысы! Крысы! Крысы! — взорвалась последняя живая мысль в моей голове… Крысы!

— Констанция! — закричала я из последних сил. — Констанция!!!

Макс отвлёкся на секунду. Что он думал, глядя на меня с брезгливым удивлением, я так никогда и не узнаю… Решил, что девка, которая перед смертью видит себя рядом с д’Артаньяном, — конченая…

— Констанция!!!

Он приготовился сказать что-то, искрящееся юмором, как вдруг случилось то самое!

У меня был один шанс из ста! Я понимала, что слаба, бездарна и управляема даже на расстоянии. Но и мне отсыпано было три щепотки этого странного дара! Не могла я быть стопроцентно пригодной для передачи сигналов и при этом не функционировать, как передатчик! Я уже упражнялась с Чапой, но здесь не было возможности долго настраиваться. Здесь были крысы, которых я уже нечаянно выпустила, сделав полдела! Теперь вытащить их сюда! Из нор, из подвала, из-под земли — куда там они сумели забраться за полчаса?! Я напрягла мозг, заставляя мысль чётко работать, заставляя себя испускать космические лучи и ультразвуковые сигналы! Я звала их, манила, я им приказывала, притягивала их, даже близко не представляя, что именно нужно делать!

И я сделала это!

Крысы услышали мой зов, примчались всем взводом, и об их появлении я догадалась прежде всего потому, что моментально исчезло биополе, искусно созданное Максом, как будто его выключили. Как будто у меня случился приступ столбняка и вдруг резко отпустило. Я вся опала, мышцы расслабились, и мне стало понятно, как же до сих пор было больно…

А Макс уже не мог контролировать пространство.

Макс грозно ругался матом, сидя при этом на диване и моей ноге. Его собственные ноги были по-газельи поджаты, и время от времени одной из них маньяк нервно дрыгал, пытаясь отбиться от нападения невидимых мне крыс. Я слышала только возбуждённое попискивание и понимала, что крысы не просто явились, они ещё и агрессивно настроены, чего я от них не требовала. Впрочем, у меня не было времени анализировать крысиное поведение. Три секунды — и Макс придёт в себя, испепелит несчастных крысок и займётся мной. Три секунды!

Раз! Я сажусь, не чувствуя боли от перетянувшего мой пояс ремня!

Два! Я размахиваюсь так, что щёлкают суставы и бутылка кефира чуть не выскальзывает из моей мокрой ладони!

Три! Я бью Макса по голове!

Ах, как брызнул кефир на все четыре стороны! Сквозь кисломолочные фонтаны я краем глаза заметила кренящуюся фигуру моего мучителя, но было не до рассматриваний. Я окончательно прощалась в это время с маникюром и ремнями. Макс упал мне на ноги, и я долго не решалась дотронуться до него. В конце концов, освободила одну ногу и ею столкнула Макса на пол.

Не веря в счастье, не врубаясь в происходящее вообще и в частности, я мчалась по лестницам. Двери поменяли дислокацию, найти входы-выходы казалось нереальной задачей, сзади чудился Макс. Я металась по дому, тихонько воя и молясь всем богам.

Когда меня схватили за ногу, я даже не удивилась, хоть и испугалась до потери сознания. Слишком долго я испытывала судьбу. Надо было в окно прыгать, что ли…

Я с грохотом свалилась на медового цвета ламинат и сжалась в кулачок.

— Не трогай меня! Сволочь! Животное! Маньяк! Подлец! Убийца! Шизофреник!

— Тише! — голос сначала показался незнакомым. Не Макса голос, уже хорошо. Я открыла глаза, всмотрелась в темноту и обнаружила… Лёву!

Лицо его было изрядно помято, серебристые волосы — в крови.

— Где он?

— Лежит… в «звёздной» комнате… Может быть… Хотя я не уверена…

— Ясно, — Лёва снова нырнул в темноту. Чем-то поскрежетал, постучал. — Будь добра, поищи ключик… Он где-то здесь… Я прикован…

Я машинально поползла по полу, шаря руками и натыкаясь в основном на лужи слёз, пролитые мной. Мне казалось, что Макс уже пришёл в себя, что сейчас он явится сюда и второго шанса уже не будет… Лёва в это время что-то химичил с наручниками, тихо матерился и тоже не вызывал особого доверия. Кто их знает, маньяков…

Ключа я не нашла. Лёва пытался вырвать с корнем ручку, но признался, что проще вырвать руку.

Минут десять помучив дверь, он вдруг предложил принести ему нож для того, чтобы этим ножом перепилить руку.

На автопилоте я уже двинулась искать нож, потом одумалась. Я плохо представляла, как Лёва будет пилить себе руку. К тому же существовала вероятность того, что у него не хватит духу. И я не хотела быть свидетельницей его позора — подумать только, гуманность на пороге смерти! В этом вся я. Поползав в темноте, я объявила, что никакого ножа не нашла… Он огорчился, хотя я — новый гений телепатии — отчётливо слышала ноту облегчения в его голосе.