Маргарита Малинина - Имитируя визг

Возле оного столкнулись с бомжом Васей.

— Привет. Что-нибудь случилось?

— Да, Юлия, случилось. Я снова его видел. Час назад.

— Кого? — Мое сердце непроизвольно екнуло.

— Того, что ходил за тобой по пятам. Сегодня их было двое. — Бардо поправил на башке детскую панамку, которая по причине несоразмерности все время съезжала набок. Я однажды спросила Василия, а зачем он их вообще носит, на что тот ответил со всей серьезностью, что панически боится солнечного удара. Однако такое объяснение не оправдывает ношение головного убора в любую погоду, в любой сезон, к тому же, среди хлама можно было бы подыскать себе вещь взрослого человека, потому я сделала собственный вывод: человек был счастлив лишь ребенком, оттого сия страсть к панамкам — подсознательное стремление вернуться в далекое безмятежное прошлое.

Что-то я отвлеклась. Итак, Родион с Романом были здесь. Что же им теперь от меня нужно? Их друг освобожден.

— Расскажи подробнее. Что они делали? Мимо шли? — Да, надежда слабенькая. Чтобы Жигунов решил прогуляться через мой двор, да еще и в паре с этим кексом… в ботах… Не повезет мне так.

— Нет, они приехали на машине. Тот, что в кепке, остался курить возле «Опеля», а другой зашел в подъезд и вышел минуты через две, а то и быстрее.

— Только этого мне не хватало… — пробормотала я.

Быстрее пули поднялись мы на второй этаж. И чего спешили? Боялись, что дом вот-вот взлетит в воздух? Короче, у двери в квартиру нас встретил огромный белый плюшевый медведь. Он покоился в целлофановом пакете, а между лапками зажал пеструю цветастую открытку. Я незамедлительно вскрыла пакет и достала ее.

«Милая, отважная Юлечка! Ты поймала двух жесточайших преступников, и невиновный теперь на свободе. Мы трое бесконечно тебе благодарны. С меня поход в лучший ресторан города. Целую, не держи зла. Твой Р.

P.S. Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить меня, и тогда два любящих сердца соединятся навечно».

— Поэт… мать его, — презрительно сплюнула Катя.

Я молча улыбалась. Он любит меня! Я всегда это чувствовала! Ну и что, что женат? Скоро разведется. Я стану для его сына самой лучшей мачехой на свете! Хотя зачем такие крайности? Ребенок останется с матерью, а Ромка будет исправно платить алименты. Многие семьи так живут. Не будь развод настолько популярен в современном мире, разве позволила бы мне совесть согласиться с таким его решением? Все, что Бог ни делает, — к лучшему. Неужели я наконец-то буду счастлива?

— Даже не думай, — пригрозила мне пальцем всезнающая и всепонимающая Катька.

— Я что, опять сказала вслух? — ударила я себя по губам.

— Нет, но это и не требуется. Я вижу тебя насквозь. То, что он тут понаписал, — это все слова. А ты бестолковая… Обещаешь?

Несмотря на то, что подруга изъяснилась не слишком доходчиво, я все равно ее поняла и с понурым видом произнесла:

— Обещаю…

На следующий день у меня состоялось свидание с Лидой. Было как-то жутко туда идти, но все же любопытство — это сильная вещь.

Преступницу в наручниках ввели в комнату два конвоира и посадили напротив. Она выглядела, прямо скажем, не очень: волосы немытые и слипшиеся, на скуле фингал, взгляд озлобленный, даже ненавидящий.

Я понимала, что для установления открыто-доверительных отношений мне необходимо как-то с ней сблизиться, но как? Что-то сказать, но что? Изобразить на лице должное выражение, но какое? Сочувствующее? Сомневаюсь, что она сейчас больше всего нуждается именно в этом. Понимающее? А на кой ей мое понимание? Тем более что это будет ложью, и на моей мимике эта ложь отразится прямо и неприкрыто, что только усугубит положение.

Собравшись с мыслями, я рискнула сделать вот какой выпад:

— Классно дерешься. Что за школа? — и стала напряженно ожидать, что же последует дальше.

Мне повезло. Лед в глазах растаял, Лида слабо улыбнулась, и на бледных до того щеках появился легкий румянец.

— Муж научил.

Значит, Мяч. Выходит, про мастера спорта он Кате не наврал.

— И драться научил, и машину водить, — перечисляла я с намеком на восторг. — Чему еще?

— Многому… — Невзирая на односложный ответ, Пронина потеплела еще больше, став уже отдаленно напоминать ту самую одноклассницу, которую я знала, которая сидела сразу за мной и списывала у меня все контрольные.

Все, стало быть, теперь можно.

— Лида, а зачем ты Орловскую убила?

Я подивилась сама себе, насколько свободно я произнесла этот вопрос, в частности — слово «убила». Но у меня не было иного выхода. Скажи я это напряженно, осуждающе, всем своим видом показывая, что хорошие люди, к которым я себя и причисляю, никогда-никогда не нарушат божью заповедь, и Лида бы замкнулась. Или разозлилась. Ни то ни другое не приблизило бы меня к заветной цели — узнать истину.