Дарья Калинина - Муха с татухой

— А одет этот бедняга был вот в эти ботинки.

И Марго достала ботинок, с которым так и не пожелала расстаться.

— Узнаешь?

Судя по изумленному и одновременно испуганному лицу Ланы, она узнала.

— Это же «оксфорды» Женьки, — пробормотала она. — По крайней мере, один из них. А где второй?

— На трупе.

— На чьем трупе? — окончательно побледнела Лана. — На Женькином?

— Ах, Лана, Лана! — улыбнулась ей Марго. — Или ты снова забыла, что вдова и что вы с мамой кремировали Женю?

Но Лана смотрела на нее с таким выражением лица, что Марго стало жаль невестку.

— Труп нами с Сашей неопознан. Ни ростом, ни комплекцией он на Женю не похож. Но ботинки Жени были на мертвеце, который лежал у нас в гараже, а нынче ночью был украден.

Лана помотала головой:

— Что за ерунда? Кому понадобилось подбрасывать к нам в гараж чужой труп?

— Вот и я думаю, как он мог там оказаться? Как мог посторонний мужчина оказаться в нашем гараже? Что ему там понадобилось? С кем он там мог встречаться?

— С Женькой? — предположил Саша. — Ну, раз обувь принадлежала Женьке.

— Думаешь, брат убил этого человека, потом переодел его в свои старые ботинки и оставил там спокойно лежать?

Но когда в разговор вмешалась проснувшаяся Галина Владимировна, то все стало более или менее ясно.

— Ты чего, Лана? Или память у тебя отшибло? Эти ботинки мы вместе с другими старыми вещами отдали в фонд бездомных нашего города. Ты лично отвозила им эти вещи. Или забыла, как мы вместе с тобой собирали и паковали эти вещички?

Лана покраснела:

— Забыла.

— И как получилось, что ботинки вернулись к нам?

— Кажется, я их не упаковала. Ну да, они не помещались в мешок, и я решила их оставить до следующего раза.

— И где же они у тебя стояли?

— Кажется, в гараже, — неуверенно произнесла Лана.

— И зачем тебе понадобилось нести их в гараж? — продолжала допрос Галина Владимировна. — Это и далеко от дома, и совсем неудобно. Не говоря уж о том, что ключ от гаража всегда был у Жени.

Лана принялась что-то врать и выпутываться. Но так как времени на подготовку подходящей лжи у нее совсем не было, то и вранье ее было, что называется, шито белыми нитками. Никто Лане не поверил.

— Говори, кому ты отдала ботинки! — строго велела ей свекровь. — Своим любовникам?

— Кому? Каким еще любовникам?

— Не пучь на меня глаза. Я все знаю! Женя рассказал мне, что видел тебя днем, встречающуюся с посторонними мужчинами.

— Он что… за мной следил?

— Дело не в нем, дело в тебе. Что за мужчины? Отвечай!

— Я не знаю, — пробормотала Лана. — У меня никого нет.

— Ладно! Я тебе подскажу. Мой сын все выяснил. Эти трое были отцы учеников из твоей школы.

Лана хлопнула себя по лбу.

— Боже мой! Да ведь это совсем не то! Это родители детей, с которыми я занимаюсь репетиторством. Многие из них плохо успевают по тому или иному предмету, вот я и берусь их подтянуть. За отдельную плату, разумеется. А что мне делать? Деньги-то нужны.

— А ботинки тут при чем? Кому ты их отдала? — наседала на Лану свекровь, да еще и пригрозила: — И не ври, а то живо вылетишь у меня из дома!

И Лана, которую раньше угрозы свекрови не только не устрашали, но еще больше подстегивали к боевым действиям, внезапно потекла, растаяла и разревелась.

Перемежая рыдания объяснениями, она принялась каяться. Да, ботинки, брюки и другую одежду, что получше, она потихоньку из приготовленных вещей отделила и оставила себе. Зачем? Нестандартная одежда и обувь всегда стоит дорого, во всяком случае, куда дороже обычного. Их всегда можно хорошо продать, главное, знать кому и куда. А Лана это знала. У нее уже много лет был налажен канал сбыта, позволяющий ей от случая к случаю поправлять свои финансовые дела. На зарплату учителя продленного дня особо не пошикуешь, а в школу требуется являться аккуратно и стильно одетой. И чтобы коллеги за спиной не шушукались, хотя бы раз в месяц нужно появляться в какой-нибудь обновке.

— А Женька денег мне на это не выделял. Говорил, раз я работаю, значит, способна сама себя содержать. Себе же он всегда покупал все только самое хорошее и потому дорогое.

Вот Лана и рассудила, если эти вещи новыми стоили десятки тысяч, то и в поношенном состоянии они могут чего-нибудь да стоить. Женя к своим старым вещам относился безразлично, поносив вещь месяц-два, он к ней охладевал, закидывал ее в шкаф и благополучно о ней забывал. То же самое касалось и обуви, ее Женя носил подольше, но все равно менял прежде, чем обувка окончательно приходила в негодность.