Александр Охотин - Киллер для Айболита

— Это как же понимать, Айболит?! Совсем обнаглел, в натуре! Ты в кого башмаками кидаешь, сам-то хоть понял?!

— А, это ты, — вяло отозвался я, щурясь сквозь ресницы и сожалея в душе, что не удалось прибить к чертовой матери Стрижа этим злополучным ботинком. Не даст ведь теперь поспать, хоть тресни, — Тут где-то шмель летает, в него и целился.

— Какой еще шмель, ты чего гонишь? — возмутился он. — Мухи белые на улице летают, это есть, а шмели… Нет, ну ты, Айболит, ври, конечно, но не завирайся. Где ж это видано, чтобы в марте на Хоккайдо…

— Послушай, ботаник, — не выдержав, простонал я, полностью открывая один глаз. — Ты чего ко мне прицепился с самого утра, а? Похмелиться надо? Так это к Палычу, не ко мне. Давай, давай, иди, ему мозоль на мозге натирай, а меня, пожалуйста, оставь в покое.

Произнеся эту фразу, я снова закрыл глаз и попытался забиться в узкую щель между кроватью и стеной, норовя укрыться хотя бы там от опостылевшего напарника.

— Во-первых, не ботаник, а зоолог. — наклоняясь ко мне и опасаясь, наверное, что я его не услышу, заявил принципиальный Стриж, насмерть сразив меня своими познаниями в области флоры и фауны. — Зоологи животными занимаются, темнота. А ботаники — им только цветочки подавай. Разницу улавливаешь?

— Улавливаю, — сквозь зубы процедил я, оставляя свои попытки укрыться в прикроватной расщелине и раскрывая уже оба глаза. — От меня-то ты чего хочешь, Пржевальский?

— А во-вторых, — никак не реагируя на мой выпад, продолжил он, — давай просыпайся. На улице день давно наступил, а ты все дрыхнешь, как сурок.

— Вот она, черная зависть в чистом виде, — вздохнул я, выползая из-под одеяла и с удивлением озираясь вокруг, — Слушай, Паганель, а как я сюда попал?

— Пага… кто?! — переспросил Стриж, — Ты, братуха, того… поаккуратней с выражениями. А то обзываешь, почем зря, не думая о последствиях. А они могут быть очень…

— Короче, — попросил я.

— Короче…— передразнил он. — Вырубился ты в машине так, что и добудиться не могли. Даже Палыч приходил, ногами топал и матерился. Вот, говорит, послал бог урода на мою голову. То есть на Палыча голову… — счел нужным уточнить Стриж, кривя в ехидной усмешке губы.

— Да уж понятно, что не на твою, — буркнул я. — И вообще, такие подробности меня не интересуют. Детали вроде Палыча тоже можешь опустить.

— В том-то и дело, что тащить тебя все-таки мне пришлось, — все еще усмехаясь, сообщил Стриж. — Но спасибо от тебя, браток, вижу, ждать не приходится.

— Спасибо, — выдавил я, отыскивая взглядом ботинок, чуть не ставший орудием убийства Стрижа. — Обязан по гроб жизни.

— Ну-ну. — Он кинул мне на кровать сигаретную пачку и зажигалку. — Кури.

— Вот это дело, — обрадовался я, глубоко затягиваясь. Сонный дурман в голове заметно поредел. — Черт, куда же этот ботинок запропастился?

— Да вон он, за телевизором, — кивнул Стриж, — А Палыч, кстати, вовсе не мелочь и не деталька. Он у нас нынче главная пострадавшая сторона.

— С чего бы это вдруг? — удивился я, натягивая ботинок.

— Ха, так ведь… — начал было он, но тут же осекся.

Дверь без стука распахнулась, и на пороге возникла сухопарая фигура Киная, одетая в просторное пальто и щегольскую шляпу. Не знай я, что передо мной вор в законе, наверняка принял бы его за иностранца-путешественника, какого-нибудь англичанина, бегущего от исконно британской болезни — сплина. Но человек, молча расположившийся на диванчике в углу и невозмутимо закинувший ногу на ногу, вряд ли знал, что такое сплин. Он был дьявольски опасным бандитом, и забывать об этом не стоило. Вслед за Кинаем в комнату проникло еще человек пять неулыбчивых парней, среди которых кое-кто был мне знаком еще по первой встрече в Киото. Они рассеялись по комнате, отрезая все пути к бегству и надежно блокируя нас со Стрижом в тесном пространстве комнаты, сразу ставшей прокуренной и неуютной. Молодой парень, вкативший тележку с выпивкой и закусками, моментально оценил обстановку и быстренько стушевался, решив не искушать судьбу. Сожалея, что не могу поступить так же, я аккуратно погасил докуренную сигарету и поднял глаза на Киная, удивляясь в душе его способности появляться в самый неожиданный момент. Бандит-путешественник, чуть опустив уголки рта, что, видимо, означало для него радушную улыбку, обжег меня ледяным взглядом и негромко сказал:

— Здорово, братан.

— Рад встрече, — соврал я, разглядывая тележку с едой в тщетной надежде обнаружить на ней сосуд с заваренным чаем или, на худой конец, бутылку минеральной воды. То ли от выкуренной натощак сигареты, то ли от встречи с Кинаем очень хотелось пить.