Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

— Ой, здравствуйте, тетя Надя! Ну, мы пойдем, а то мама заждалась, — засмущалась девушка, снимая новую Аленкину шубку и возвращая ее владелице.

— Лидуся, вы куда? Давайте чайку попьем, — предложила Надежда.

— Нет, мама пирожки печет. Приходите лучше вы к нам на ужин! — Лида жила в соседнем подъезде, и Устиновы были хорошо знакомы с ее семьей.

— Да нет, как-нибудь в другой раз, — принялась отнекиваться Надя.

Аленка с сожалением убирала обновы на их прежнее место.

— Дочь, нехорошо хвастаться, — пожурила ее Надежда, когда молодые люди ушли. — Лиде мама не может покупать такие вещи…

— Вообще-то и ты не всегда можешь, — справедливо заметила дочка. — Когда Лидке мама что-то покупала, а у тебя денег не было, так она тоже мне показывала. И что тут такого?

…Окунувшись в привычную работу, Надя не переставала думать о Юрии, и, как ни противилась она этому, душа ее мучилась и страдала, лишая хозяйку аппетита и спокойного сна.

Даже во сне она ощущала эту боль, среди ночи просыпалась от нее и не могла больше уснуть. Прелестница-кошка приходила к хозяйке, ложилась на грудь и, преданно глядя в глаза, заводила свою обычную песенку.

Ирина успешно сдавала сессию, форсила в турецких обновках и, казалось, была вполне довольна жизнью. О своих приключениях она все-таки поведала подружкам по колледжу, правда, опуская самые неприятные подробности. Она восторженно рассказывала преподавателям и подругам о том, какая Надежда героическая, смелая и «классная», как она ее выручила из беды, как водила по интересным местам Стамбула и выбирала подарки. Услышав о таком Иринкином отзыве от одной из коллег-преподавателей, Устинова искренне удивилась — сама себя она ни смелой, ни, тем более, героической совсем не считала.

Как-то, среди рабочего дня, когда Надежда принимала последний зачет, зазвучал ее мобильный телефон.

— Надюша, здравствуй, дорогая!

— Ой, Владимир Иванович! Как дела? А я вот с последней партией подписей припозднилась! — бодро ответила она, выходя из аудитории в коридор. Женщина искренне рада была слышать голос старинного товарища.

— Не опоздаешь, время-то есть еще! Наслышан я о твоих подвигах, Надежда! Ну, ты бесстрашная, этсамое, какая! Пошла все-таки в самое пекло…

— Да… так получилось, Владимир Иванович! Я не нарочно. Просто наблюдала, но это, наверное, было настолько очевидно, что меня и загребли, так сказать, во вражеский плен! В общем, не подхожу я для разведки.

— Ну, ты героическая женщина. А скажи-ка мне, что там у вас с Юрием-то произошло?

— А что может произойти, если он женат!

— Ах, вот оно что! Надя, да они же несколько лет не живут вместе!

— Не разведены, значит, женаты! И, к тому же, его жена семью сохранить хочет, а я попала в идиотскую ситуацию. Там ничего не закончено. Вспоминать даже не хочется!

— Ой, Надя, да какая жена! Она же что угодно может наболтать, эта мадам! Я ее очень хорошо знаю! Она ему столько нервов вымотала! И о какой семье идет речь, раз у нее дочка уже от другого мужика? Какая там жена, Надя?

— Если терпел, все прощал и до сих пор не развелся, значит, любил сильно и на что-то надеялся. Мне этого ничего не надо! Зачем я буду вклиниваться? У них семейная сцена случилась, а меня как будто и нет! Он мне даже слова не сказал! Все! Не хочу об этом больше!

— Ну, ему, наверное, неловко было перед тобой! Не хотел при тебе с бывшей скандалить. Но я тебе скажу… я же знаю всю их историю и эту… мадам. Он, этсамое, пожалел ее в свое время, как порядочный мужчина, ну, ты понимаешь.

— Ой, да я и понимать ничего не хочу, кто кого пожалел!

— Ты понимать ничего не хочешь и поэтому обидела хорошего человека? Наверняка, не разобравшись, этсамое, наговорила ему что-нибудь резкое, как ты это умеешь! А почему не выяснить, не выслушать? Понимать она не хочет! Он же сам не свой! Ходит чернее тучи! По ночам не спит!

— Да? — горько засмеялась Надя. — А с кем — не спит? С Танюшей своей?

— Ну… Надежда, не ожидал, этсамое… от тебя. Он страдает, между прочим, а ты там предполагаешь, чего не следует…

— Да ладно… Это он сам тебе сказал, что страдает?

— Да как же! Добьешься от него! А мне и говорить ничего не надо, я сам вижу. Я его, Надя, почти двадцать лет знаю, между прочим! Ты пойми, Юрка не балабол какой-нибудь! Он же… настоящий он, понимаешь? И открытый! Его же, как книгу, читать можно!

— Да какое тебе вообще дело, Владимир Иванович, до всего этого? — попыталась возмутиться Надежда.

— Вот грубиянка! Да я ведь хочу, чтобы вам лучше было! Ты же дров наломаешь с твоим-то характером, и сама жалеть потом будешь! А я вот даже, этсамое, нисколько не обижаюсь на тебя! Потому что понимаю, в каком ты, Надюша, состоянии.