Наталья Александрова - Бриллиант из крокодиловых слез

— Да что вы? — смутилась Катя. — А вот не хотите такой пирожок? Я уже пробовала, они очень вкусные.

— Если вы меня угостите… — Ованес Степанович расплылся в широкой улыбке.

— Жанночка вообще замечательно печет… — невпопад вклинилась Беатриче Левоновна.

— Мама, что ты говоришь? — раздраженно оборвала ее Жанна. — Интересно, когда это я пекла? У меня и времени на это нет! Я что, по-твоему, домохозяйка?

— Я знаю, что говорю! А вот некоторые совершенно не умеют вести себя в гостях! — Беатриче Левоновна так взглянула на Катю, что та вздрогнула и выронила пирожок прямо на брюки своего соседа.

— Ой! — вскрикнула Катерина, заливаясь краской. — Извините, я не нарочно!.. Я сейчас все отчищу! — И она принялась тереть пятно на брюках салфеткой.

— Не волнуйтесь, оно совершенно не заметно, — проворковал Ованес Степанович, пожирая Катерину глазами. Он склонился к ней, жарко дыша, и прошептал в самое ухо: — Мы с вами могли бы встретиться в более интимной обстановке, нет? Допустим, завтра?

— Что вы такое говорите? — Катя возмущенно отстранилась. — Я замужем!

— Кому и когда это мешало? — не сдавался Ованес. — Я похищу вас! Украду вас у мужа, как Елену Прекрасную! Она, кстати, тоже была замужем.

— Из-за этого, между прочим, началась Троянская война, — пробормотала Катя, отодвигаясь.

Ованес Степанович легко преодолел разделявшие их сантиметры и прошептал, страстно вращая глазами:

— Пусть начнется война! Пусть наступит конец света! Божественная! Умоляю, дайте свой телефончик!

— Вы меня столкнете со стула! — выдохнула Катя, пытаясь удержать равновесие. — И вообще немедленно возьмите себя в руки! У меня муж в больнице…

— В больнице? — Ованес засверкал глазами. — Но это же очень удачно!

— То, что вы говорите, просто ужасно!

— Если не даете свой телефон, хотя бы возьмите мой! — И Ованес Степанович запихнул в Катину сумку картонный квадратик-визитку.

— Некоторые совершенно не знают, что такое хорошее воспитание! — возвысила голос Беатриче Левоновна. Взглядом она пыталась испепелить Катерину.

Но не одна Жаннина мать с возмущением взирала на Катю.

Стеснительный Ашот тоже не сводил с нее глаз и вполголоса бормотал:

— Жанна Георгиевна — это такая женщина! Это необыкновенная женщина!

— А ты даешь, подруга, — посмеивалась Жанна, подкатывая к Катиному дому. — Что тебе вдруг вздумалось этого типа очаровывать? У тебя муж есть, ты им вроде довольна… Или захотелось сменить профиль? Бриллианты манят?

— Да как ты только могла подумать! — Катя от возмущения подскочила на мягком сиденье. — Такой приличный мужчина! Да я просто была с ним любезна!

— Ага, и телефончик его взяла просто так, на память, — подначивала Жанна. — Мне-то можешь лапшу на уши не вешать, я тебя знаю как облупленную.

— Жанка, неужели ты серьезно? — В Катином голосе зазвенели слезы. — Просто неудобно было отказаться, вот я и взяла номер телефона. Чтобы не показаться невежливой.

— Угу, только на материны разносолы больше не рассчитывай! — веселилась Жанна. — Она тебя и на порог не пустит. Виданное ли дело — у близкой подруги кавалера отбить!

— Как неудобно, — огорчилась Катя. — Все я не так делаю!.. Валек заболел, а я даже увидеть его не могу. Там в больнице карантин объявили, и такая мегера всем заправляет — мимо никак не проскочишь.

— Ох, Катерина, ты меня удивляешь. — Жанна стала серьезной. — Как можно опускать руки перед всякой ерундой? Вот зачем, скажи, ты каждый раз ломишься в открытую дверь?

— Дверь как раз закрыта, и охранник стоит, — возразила Катя.

— Вот именно. Кто когда попадал в больницу с главного входа? Там вечно что-нибудь выдумают, чтобы посетителей не пускать. Нет, я, конечно, смогла бы… Но только не ты! Люди сразу чувствуют твою слабость, так что твой путь — обходной. Идешь к служебной лестнице и ждешь, когда выйдет нянька. Или санитарка, такая постарше. Даешь ей денег. Они, знаешь, не больно избалованы, всему рады, так что много не давай, сто рублей, не больше. Спросишь, как пройти к больному Кряквину, она тебя и проведет. Все просто, и нечего создавать проблему на пустом месте.

— Завтра попробую, — оживилась Катя.

Дежурная медсестра принесла Хоботову вечернюю порцию лекарств, поправила одеяло и пожелала спокойной ночи.

Стоило ей выйти из палаты, как Слон ссыпал таблетки в бумажный кулечек, чтобы спустить их в унитаз. Принимать лекарства, прописанные профессору Кряквину, он не собирался, а голубая таблетка снотворного ему сегодня была совершенно не нужна: спать этой ночью он не собирался.