Дарья Донцова: Кто в чемодане живет?

Галина тем временем объясняла:

– В день «смерти» Андрея Ильича я ликовала. Все. Страшный человек ушел из нашей жизни. Но он вернулся. Под другим именем. С другой внешностью, голосом, но с прежними привычками. Опять начался ад. Когда муж наконец-то скончался, я не могла поверить, что он на самом деле мертв. Слава богу, во второй раз это оказалось правдой. И с той поры мы с Игорем свободны. Мой мальчик поднял бизнес…

– Вернее, продолжил дело отца, – уточнил Василий.

– Нет! Ложь! – закричала Лапина. – Вам это Нинка рассказала? Она вся в свою мать врунью! Ни слова правды Анастасия никогда не сказала! Да, я ездила в деревню. Но не убивала никого. И сейчас это вам легко докажу. Эксперт определил время, когда умер Мирон? Только не говорите, будто не смог! Знаю, что с точностью до минуты наступление кончины можно определить в редких случаях, но для меня важны часы. Так как?

Василий открыл айпад.

– По оценке патологоанатома, Стен скончался в промежуток с полуночи до двух-трех ночи.

Галина Михайловна постучала кулаком по столу.

– Вот, вот! А когда меня Бумагина видела?

– Примерно в семь утра, – пробормотал Бурмакин.

Пожилая дама повертела пальцем у виска.

– По-вашему, я сумасшедшая? Убила молодого человека… пусть даже совершила это в три. И дальше что? Осталась погулять в деревне до рассвета? Сразу не уехала?

Я почувствовал себя полнейшим идиотом.

– Отлично, что есть фото с дорожных камер, – не утихала Галина Михайловна, – это подтверждение моего алиби. Когда я спешила в деревню и нарушила правила, Мирона уже убили.

У Василия покраснели уши, Борис отвел глаза в сторону. А я разозлился на себя. Бурмакин неопытен и невнимателен, мой секретарь прекрасно ориентируется в интернете, может выловить там любую информацию. Но выводы-то надо делать господину Подушкину! Как я мог не проверить время смерти юноши? Как?!!

Лапина выдернула из коробки, стоящей на столе, бумажную салфетку.

– Простите, мне надо в туалет.

– Я провожу вас, – предложил Борис.

Когда они ушли, Василий вскочил и забегал по кабинету.

– Ну мы козлы! Не учли время смерти! Идиоты. Ну ничего, во втором раунде мы точно победим.

Но у меня не было такой уверенности.

– Если Галина попадется на крючок.

– Она взяла свою сумку, – обрадовался Бурмакин.

– Многие женщины, отправляясь в санузел, хотят еще и носик попудрить, – возразил я.

– Зачем грымзе прихорашиваться? – опешил следователь.

– Ну она-то себя таковой не считает, – вздохнул я. – Помните «Капричос» Гойи. «До самой смерти…»

– Чего? – поразился Василий.

Я хотел рассказать ему про серию сатирических офортов великого художника Франсиско Гойи, в частности про картину, изображающую древнюю старуху, которая кокетничает у зеркала, но не успел, потому что в кабинет вошел Борис.

– Гостья в туалете. Входная дверь заперта, так что ей ее не открыть, спальня тоже. В последней тишина.

– Хорошо, – одобрил я, – подождем.

Василий взял телефон.

– Вы на месте? О’кей. Не ступите там.

Галина вернулась в кабинет минут через десять, повесила сумку на ручку кресла и с чувством произнесла:

– Вы заставили меня вспомнить, как плохо и страшно жить с садистом, как Андрей мучил нас с Игорьком. Но ни я, ни мальчик не делали ничего плохого! Никогда! Заказные убийства? Боже! Анастасия сумасшедшая! Взбредет же столь несусветное в голову. Впервые сейчас от вас услышала, чем Андрей Ильич занимался. Я в шоке! В ужасе! Я жила не просто с садистом! Боже!!!

Дверь в комнату тихо открылась, в кабинет вошла женщина.

– Добрый день, Галина Михайловна.

Пожилая дама резко повернулась.

– Кто это?

– Неужели я так изменилась, что и узнать нельзя? – медленно проговорила гостья. – Я Анастасия, мать Нины.

– Не могу сказать «рада встрече», – процедила бабуля. – Иван Павлович, зачем она тут? Хотите заставить меня слушать ложь, которую сейчас нагромоздит эта врунья? Ни одному слову сей дамочки верить нельзя.

Настя молча села в кресло, я открыл ящик письменного стола и вынул оттуда папку.

– Поморов обладал педагогическим талантом, его можно назвать психологом. Он идеально воспитал профессиональных убийц. Андрей Ильич внушал подросткам, что они сотрудники ФСБ, агенты, выполняющие важные секретные задания, так сказать, «санитары леса». Кто-то должен наказывать насильников, педофилов, маньяков. Тренер безошибочно подобрал команду: дети из нищих семей, без отцов, из родственников только вечно озабоченные поиском денег матери. Поморов стал для ребят любящим папой, они его обожали, верили всему, что слышали. Психика подростка пластична, ее можно мять как угодно. Андрей Ильич нажал на романтизм, присущий детям старшего школьного возраста, на их одиночество, на тоску, на чувство «я никому не нужен», которое испытывает почти каждый подросток. Он дал понять воспитанникам: ты секретный сотрудник, выполняешь благородную миссию, я тебя люблю, ты мне нужен. А еще он внушал членам своей команды, что они не считаются киллерами, так как не орудуют пистолетом или ножом. Ну поменяли лекарство на яд. Разве это убийство? Вот только дети подросли и все поняли. Когда Поморов превратился в Ершова, Сиротина сначала невероятно обрадовалась тому, что тренер жив. Потом ликование уступило место страху, и Настя начала фиксировать все, что делала по приказу тренера, она записывала на диктофон, который прятала под одеждой, распоряжения Павла Юрьевича, то бишь Андрея Ильича. Ей казалось, что это гарантия ее свободы. Вдруг ее поймают? Вот тогда Анастасия выдаст записи, будет понятно, что она лишь исполняла приказы тренера. Из маленькой наивной девочки, считавшей Поморова отцом, сначала выросла девушка, которая очень страдала, узнав о смерти Андрея Ильчича, а потом она стала женщиной, понявшей, что Ершов жестокий человек, готовый на все ради денег. Уйти от учителя Настя боялась, понимала, ее найдут и лишат жизни, а в случае провала «добрый» тренер не станет выручать ученицу. Записи, по мнению Насти, должны были стать ее спасательным кругом, подтвердить: не она главная в деле.