Наталья Александрова - Танго втроем

– А эта болезнь, она не связана с психикой?

– Нет, ни в коем случае. Это заболевание сосудов и вегетативной нервной системы, отнюдь не центральной, которой занимаемся мы, психиатры. Ему следует показаться невропатологу. И просто вести более спокойную жизнь, высыпаться…

– И эти симптомы никак не могут быть связаны с какой-нибудь манией?

– Нет, уверяю вас. У страдающих манией вы, как правило, не заметите каких-либо ярких внешних проявлений, кожных, сосудистых или им подобных. Внешне они часто производят впечатление людей спокойных.

– Огромное вам спасибо, доктор. Я очень волновалась за свою племянницу, но вы просто сняли камень с моей души. Не буду больше отнимать у вас время.

– Что вы, Надежда Николаевна, мне было чрезвычайно приятно с вами побеседовать!

– Всего доброго, доктор. Обязательно передайте от меня привет вашему бирманскому сокровищу!

Мы встретились с тетей Надей у метро.

– Ну, Маринка, чего не сделаешь для любимой племянницы. Видела вчера доктора Крылова, сорок минут дурочку изображала. Доктор очень симпатичный, мы с ним через котов общий язык нашли. Если б не коты, он бы меня высмеял. Говорит, что твой Алик по его части никаких проблем не имел, прямо клянется. Нервы у него не в порядке, но это мы с тобой и сами знали. Объяснил мне, что такое вегетососудистая дистония, как будто я сама не знаю! Так что здоров твой приятель, ошиблись мы маленько!

– Но в ресторан все равно пойдем. У тебя такое платье сегодня – блеск!

– Маринка, не сыпь мне соль на рану. Это платье – мне острый нож. То, что я его надела, – недопустимая уступка моей женской слабости. Запомни навсегда: носить свободное платье – значит махнуть на себя рукой. Каждый встречный видит – если на женщине свободное платье, значит, ей есть что скрывать от общественности.

– Ну, тебе-то уж грех жаловаться. Ты в прекрасной форме.

– Не утешай. Я точно знаю, сколько у меня лишних килограммов, каждый лишний килограмм знаю в лицо и ненавижу лютой ненавистью. Но сколько их – ни одной душе не скажу под самой страшной пыткой.

– Да, после такого разговора я уж и не знаю, как мы обедать пойдем.

– Ничего, глядишь, на сто грамм меньше отложится. Это, что ли, кафе?

В кафе было тихо и довольно уютно.

– У вас всегда так тихо? – спросила тетя Надя у краснощекого толстячка за стойкой.

– Нет, что вы, – тот вежливо улыбнулся, – то есть смотря как понимать ваш вопрос. Если понимать его буквально – да, у нас всегда тихо, потому что, мне кажется, что мои посетители любят и ценят тишину. Я – владелец этого заведения, – пояснил он, – мои посетители называют меня просто Гурген, а вас я хотел бы видеть в числе моих постоянных посетителей.

– Благодарю вас, Гурген, – улыбнулась Надежда.

– А если понимать ваш вопрос в том смысле, что всегда ли у нас малолюдно, то я отвечу, что не всегда. Просто сейчас именно такой момент, когда посетители, которые у меня обедают, уже разошлись, а те, кто ужинает – еще не пришли. Но я хочу вам сказать, что основные мои клиенты – те, что обедают. Я создал свой маленький ресторан именно для того, чтобы люди могли вне дома нормально, по-человечески пообедать. А то развели, понимаешь, – Гурген разгорячился, повысил голос и начал артистично жестикулировать, – развели всякие «Макдональдсы», «Грильмастеры», понимаешь! Да туда нормальному человеку и заходить нельзя! Дадут тебе, понимаешь, булку с котлетой, – да такую котлету моя собака есть не станет! Этим деятелям, понимаешь, которые так людей кормят, с позволения сказать, надо руки вот так, – и Гурген красивым плавным жестом показал, как надо отрубить руки этим деятелям. – А что там пьют, во всех этих «фастфудах» – это же просто серная кислота! В эту пепси-коку гвоздь, понимаешь, опусти, – она его без остатка растворить может! Это гвоздь! А желудок у меня, что, железный, понимаешь! Вот поэтому я свой ресторан и открыл, чтобы человек мог ко мне прийти и так поесть, как его родная мама или там, понимаешь, любимая жена дома не всегда накормит. И чтобы человек поел, посидел, спасибо мне сказал и опять ко мне пришел, и чтобы человек забыл, где лекарства покупают и на какой улице, понимаешь, доктор живет. Я потому свое заведение и называю «ресторан», хоть он и маленький, и без танцев-шманцев, потому что если называть «кафе», – так это, значит, здесь только кофе пьют, пахлавой заедают или там каким-нибудь эклером; я кофе сам люблю, сам варю. Вы, понимаешь, мой кофе еще попробуете, – но здесь у меня не только кофе, понимаешь, здесь у меня поесть можно! – Гурген так произнес слово «Поесть», что мы поняли, что пишет он это слово с большой буквы. – А если «бистро» назвать, то это значит опять «быстро-быстро», опять как в этих «Макдональдсах» – тьфу!