Даниэль Пеннак - Людоедское счастье

– Эй, Малоссен, ты заснул, что ли? Тебя уже минут пять зовут по трансляции к телефону. Что-то там очень срочное. Вроде твоя сестра звонит.

– Бен?

– Лауна?

– Бен, ой, Бен!

– Да что происходит? Что там стряслось? Успокойся.

– Жереми…

– Что Жереми? Лауна, миленькая, да успокойся же!

– У них в школе несчастный случай. В общем, езжай туда немедленно. Бен… Ой, Бен…

– К счастью, кроме вашего брата, в классе никого не было.

(«К счастью».)

Внутренний двор школы представляет собой дымящуюся лужу, в которой валяются покореженные скелеты всего того, что остается после пожара. Длинные обмякшие шланги змеятся среди обломков. Едкий запах расплавленного пластика стоит в окружающей сырости. («Но самое худое, это которые сгорели заживо… Там, понимаете, запах… Что ты ни делай, не отстает. Волосы потом две недели не отмоешь».) В голове у меня мельтешит звуковой образ маленького пожарного, а ноздри втягивают, втягивают воздух, чтобы убедиться: нет, среди этих зловещих запахов нет ни одного, который напоминал бы запах горелого мяса. Два брандспойта напоследок заливают обугленные обломки. Три класса полностью сгорели.

– Знаете, эти синтетические материалы…

Знаю, знаю, это дерьмо, которое загорается чуть ли не от взгляда. Ножки столов и прочие металлические конструкции, размягчившись от огня, изогнулись, переплелись и теперь торчат самым нелепым образом. Удерживаемые на расстоянии пожарными, школьники колеблются между приличествующей случаю скорбью, весельем и еще живым воспоминанием о том, как они струсили.

– Слава Богу, это произошло во время перемены.

(«Слава Богу».)

Одна из пожарных машин начинает сматывать шланги. В моем воображении возникает вполне бредовый образ крутящейся вилки, на которую наматываются спагетти.

– Он остался в классе один…

Спагетти в черном соусе из осьминогов. В какой же части Италии едят такое?

– Огонь уже полыхал вовсю, когда мы заметили, что…

– Почему он не вышел из класса со всеми остальными?

– Не могу сказать.

– Вы не можете мне это сказать?

– Насколько мне известно, это был… Простите, я хочу сказать, это очень независимый мальчик.

(Он не может сказать, насколько ему известно, он хочет сказать…)

– Класс вспыхнул буквально в один момент…

Да, да, знаю: вспыхнул как спичка. Спичка, которая чуть-чуть не сожгла сотню ребят. Но, «к счастью», в классе был только мой Жереми.

– К счастью, да?

– Простите?

– Вы сказали «к счастью», разве нет? И «слава Богу»…

– Извините меня, пожалуйста…

Его глаза внезапно расширяются до размеров его очков. Я замечаю, что уже стою над ним, перегнувшись через стол, а он сжимается в своем кресле.

В этот момент звонит телефон. Он поспешно берет трубку, не спуская с меня глаз.

– Алло! Да, да, я вас слушаю.

(«Я вас слушаю», «к счастью», «слава Богу»…)

– Понял, больница Святого Людовика, отделение неотложной помощи… Да, конечно. Благода…

Когда он кладет трубку, меня в кабинете уже нет.

Лоран приехал в больницу раньше меня. Он стоит в коридоре, перед ним – маленький чернявый врач с живыми глазами; они что-то горячо обсуждают. Еще издали пытаюсь прочитать хоть что-нибудь на их лицах и не различаю ничего, кроме того, что можно увидеть при встрече двух любых классных профессионалов: высокий блондин и маленький брюнет – друзья не разлей водой с первых же слов. Братство ученых. В таком вот духе. Это меня, впрочем, немного успокаивает: если Лоран так разговаривает с этим парнем, значит, Жереми в хороших руках.

– А, Бен! Познакомься, пожалуйста, это доктор Марти.

Рукопожатие.

– Не беспокойтесь, господин Малоссен, с вашим сыном все будет в порядке.

– Он мне не сын, а брат.

– Это, как вы понимаете, дела не меняет.

Он выдал это без всякой аффектации, без улыбки и не спуская с меня глаз. Но за его очками я вижу веселый отблеск, который меня слегка успокаивает. Изобразив улыбку, я спрашиваю:

– Мне можно его повидать?

– При условии, что вы измените выражение лица. Я не хочу, чтобы вы подрывали его моральное состояние.

Интересный мужик этот Марти. Он сказал это тем же флегматичным, чуть-чуть насмешливым тоном, но я сразу же проникся убеждением, что, если и вправду не буду смотреть веселее, Жереми мне не видать.

– Не могли бы вы мне сказать, что с ним?

– Ожоги разной степени, на правой руке оторван указательный палец, ну и испугался, конечно. Но упорно не хочет терять сознание, предпочитает трепаться с санитарками.