Сергей Гайдуков - Небо в алмазах

— Я подумаю, — сказал Мухин.

— Рад слышать, — сказал следователь, морщась и устало массируя виски. У него были свои проблемы в связи с тем, что дело не закрывалось так быстро, как хотелось. Куда-то запропастилось орудие убийства — тяжелый бронзовый подсвечник, которым размозжили черепа супружеской паре. Его не нашлось на даче, его не было и среди вещей, приготовленных «ворами» к уносу в сумке. Следователь проклинал халатность тех уродов, которые перевозили вещдоки с дачи в управление и где-то посеяли главную улику. А может, попросту сдали в комиссионку за хорошие бабки. Всякое могло случиться, но голова от этого болела исключительно у следователя. К тому же городского прокурора заинтересовала часто встречающаяся в протоколах допросов фамилия некоей женщины, которую следователь трактовал как наркоманский миф. Прокурор распорядился рассмотреть всю эту историю более внимательно, и следователь не мог ничего ему возразить. А звонки сверху продолжались, и следователь устал объяснять, чья это вина, что преступники до сих пор не в зале суда. На прокурора тоже, вероятно, давили, но он упорствовал, и поиски подсвечника продолжались. До тех пор, пока машина прокурора по несчастной случайности не сорвалась в пропасть, когда прокурор с женой ехали по горной дороге на кавказский курорт. После этого все как-то само собой уладилось. Никто не вспоминал про подсвечник, зато все требовали поскорее передать дело в суд, чтобы в нашумевшей кровавой истории была поставлена точка.

За день до начала судебного процесса к Мухину пришел адвокат, про которого Мухин думал, что это самый бестолковый адвокат в городе. Оказалось, что адвокат гораздо умнее, чем казалось Лехе.

— Тебе просили передать, — сказал он тихим безжизненным голосом, — если на суде ты назовешь ее фамилию, будут нехорошие последствия.

— Мне расстрел светит, какие там еще могут быть последствия?

— У тебя еще есть сестра. И ее могут сегодня ночью изнасиловать, после чего она может повеситься в камере. И тогда тебя действительно расстреляют. Другой вариант — ты молчишь, получаешь срок, твою сестру лечат от наркомании. Подумай, что лучше. Лучше для тебя и для твоей сестры.

— Вас послала она? — спросил Мухин после тяжелого раздумья. — Она? — Леха назвал фамилию.

Адвокат вдруг хлестнул его по щеке. Жестким, не терпящим возражений голосом он проговорил:

— Я же сказал — не называть никаких фамилий!

— Она? — упорствовал Мухин.

— Меня послала Барыня, — сказал адвокат, и это был первый раз, когда Мухин услышал эту кличку.

— Она что-нибудь просила мне передать еще?

— Да, — важно качнул головой адвокат. — Она надеется, что ты будешь умным мальчиком.

Это было совсем не то, чего ожидал Мухин. Но он постарался, он был умным мальчиком, и он ничего не сказал на суде. И его не приговорили к расстрелу — тут адвокат не соврал. Но в остальном все пошло чуть иначе.

Вечером в камеру к Мухину зашли трое. Три немногословных здоровяка, один из которых стал сразу расстегивать брюки. Двое других двинулись к Мухину.

— Подождите! — закричал тот, вжимаясь в стену. — Это ошибка! Я же ничего не сказал на суде, я же промолчал...

— Правильно, — сказал один из визитеров и тяжелой ладонью ухватил Мухина за шею. — Но нужно было помалкивать и до суда. Понимаешь?

Мухин попытался закричать, но тут ему так врезали, что крик застрял у него в глотке. И дальше он уже молчал, кусая губы и глотая собственную кровь...

Наконец-то он понял, что его предали. А точнее, не предали — а использовали. Использовали, а потом выбросили за ненадобностью. Продемонстрировав напоследок, что он полное ничтожество, нуль без палочки, об которого можно вытереть ноги и двинуться дальше.

Что и сделала женщина, которую уважительно называли Барыня. А антикварный бронзовый подсвечник занял место в одной из комнат ее большого гостеприимного дома — вместе с другими памятными сувенирами. Барыне было что вспомнить...

— Я даже не знаю, зачем ей понадобилось убивать тех людей, — сказал Мухин. — Может, и выгоды-то никакой не было. Ей просто нравилось играть людьми, нравилось управлять ими. Есть психи, которым нравится убивать, а этой суке нравилось играть с живыми людьми — поднимать их вверх, а потом швырять вниз. И любоваться этим чудным зрелищем. И тащиться, понимая, что все это — дело ее рук... А уж мужей своих по службе проталкивать или там денежные какие-то дела решать — это для нее проще простого. Так мне кажется... И еще часто думал, пока был на зоне: «Как должна себя чувствовать такая вот дрянь, которая многие годы делала с людьми все, что хотела?» Наверное, ощущала себя кем-то вроде богини. Наверное. И я решил ей испортить это удовольствие. Я написал ей письмо. Не лично ей, потому что адреса я тогда не знал, а в офис одной из ее фирм. Написал, что выхожу на свободу и что я очень-очень-очень зол. Что она сломала мне жизнь и что я хочу в ответ сломать жизнь ей. Короче, написал всю правду. А потом, когда ее ребята уже кинулись меня искать, я им записочки подбрасывал, чтобы позлить эту суку. Чтобы ей жизнь медом не казалась...