Сергей Гайдуков - Небо в алмазах

— А я и не передавал им деньги, — согласился Мухин. — Не смог. По состоянию здоровья.

— Ну а как же тогда?

— А вот так. Терпение, терпение... Я двенадцать лет ждал этого дня. То есть два раза по двенадцать...

— Как это?

— Двенадцать лет назад я понял, что не доживу до спокойной старости. И я стал настраиваться на смерть. Так что я сейчас совершенно спокойно ко всему этому отношусь. И двенадцать лет я ждал момента, чтобы сквитаться с Барыней. Странно, что все так совпало. Наверное, судьба, — глубокомысленно заключил Мухин.

— Про смерть я не спорю, — покосился я на ругающихся Хруста и Тыкву. — А про Барыню что-то не очень понятно. Она в Испании с двадцатью охранниками. Ты — здесь, в наручниках. И тоже с двадцатью охранниками. Деньги ты Пистону с Циркачом передать не смог. Хотя даже если бы и смог — сам говоришь, что Пистон с Циркачом ничего бы сделать не смогли, и их замочили бы еще на границе... Это ты называешь — сквитаться с Барыней?

— Сквитаться, — сказал Мухин, мечтательно щурясь, — это сделать то же самое, что она сделана со мной и с Мариной. Я на такое не способен, поэтому ей просто вышибут мозги. Я — гуманист.

«Чокнутый гуманист», — хотел я добавить маленькому человечку с разбитым лицом, который лежал на холодном полу и надрывно кашлял, не переставая при этом мечтать о сведении старых счетов с женой бывшего министра финансов, которая в данный момент проживала в Испании под усиленной охраной.

И скорее всего давным-давно забыла о своих поездках на розовом «Мерседесе» со своим маленьким белобрысым приятелем.

...Леха был так ошарашен и раздавлен, что совсем перестал соображать. Он даже подумал, что ночью на дачу напала какая-то банда и перебила всех, почему-то пощадив его с сестрой. И он не понимал, почему ему говорят только о двух трупах — Игоря Феликсовича и Анны Семеновны.

А следователь не понимал, про какую еще женщину толкует ему подследственный.

— Меньше надо «колес» глотать, — говорил следователь, которому ежедневно звонили из прокуратуры, из обкома партии и даже из министерства, требуя скорейшего расследования зверского убийства директора алюминиевого комбината и его супруги. — Тогда не будут мерещиться всякие женщины... Мало тебе той, которую ты изнасиловал и убил? Она же в матери тебе годится!

У Лехи кружилась голова, но он все же вспомнил фамилию Барыни.

— Эта женщина была вместе с нами на даче, — сказал он. — Она нас привезла. Это были ее знакомые. И мы не вламывались, мы никого не грабили и не убивали...

Следователь обалдел от такого бесстыдства. Застигнутый на месте преступления с руками в крови и со спущенными штанами, убийца и насильник продолжал упираться.

— Отпечатки пальцев, — сказал следователь. — Сперма. Кровь на руках и на одежде. Наркотические препараты у тебя в карманах. Золотые изделия и деньги, которые вы сложили в сумку. Этого всего достаточно, чтобы тебя расстреляли.

— Расстреляли? — Леха вцепился в стул, чтобы не свалиться на пол: все вокруг кружилось и вертелось, словно на карусели. — За что?!

— Думаешь, не за что? — следователь продолжал изумляться наглости этого наркомана. — Думаешь, тебя нужно пожалеть и отпустить? Так уморились, бедняжки, пока грабили и убивали, что уснули прямо рядом с трупами!

— Найдите ту женщину, — отчаянно молил Леха. — Она вам подтвердит, что мы были на даче в гостях. И Анна Семеновна, она сама...

— Заткнись, ублюдок! — Следователь не выдержал и треснул Мухина по лицу. — Не смей такое больше говорить!

— Моя сестра тоже может подтвердить...

— Твоя сестра, — с презрением процедил следователь, — законченная наркоманка, она сидела на героине. Но даже и она не лжет так, как лжешь ты!

— Какой героин? — прошептал Леха. — Это же были просто легкие стимуляторы...

Два дня спустя он увидел Марину на очной ставке и понял, что это действительно был героин. Марина была на себя не похожа, ее трясло, она не отвечала на вопросы, ее тошнило... И лишь в самом конце, наткнувшись больными глазами на брата, она закричала:

— Ты что, не понял? Это все сделала ОНА! Это ОНА! И больше никто!

И Леха стал твердить фамилию Барыни на всех допросах. Добился он этим только одного. Как-то следователь небрежно бросил ему:

— И кончай примешивать к своим преступлениям других людей. Не знаю, где ты слышал фамилию этой женщины... Ее муж выполняет важное государственное задание за границей, и я не позволю тебе впутывать ее сюда. Тем более что в ту ночь она была в Ленинграде, и это могут подтвердить десятки свидетелей. А вот факт твоего знакомства с ней никто не может подтвердить. Это твой очередной наркотический бред, Мухин. Тебе пора писать чистосердечное признание. Вот чем тебе пора заняться. И, — следователь понизил голос, — если у тебя с этим проблемы, тебе помогут. Сегодня же ночью, в камере.