Дарья Донцова - Личное дело женщины-кошки

– Десять лет назад девочка Настя взяла его и понесла к мусорным бачкам. Ребенок домой не вернулся, исчез вместе с ведром.

– Вау! – подпрыгнула Рита.

– Отец Насти долго искал малышку, но безрезультатно, дочь словно в воду канула, и вдруг в твоем туалете обнаруживается это ведро!

– С ума сойти! – воскликнула Рита. – Прямо-таки пропала?

– Да.

– И ее не нашли?

– Нет.

– Вот горе! Я бы с ума сошла!

– Сделай одолжение, скажи, как у тебя ведро очутилось?

Маргарита замялась, на ее лице появилось выражение то ли удивления, то ли растерянности.

– Ничего плохого я не делала, мусорку у Богдаши взяла, много лет назад нашла в его служебной машине.

– Зачем ты полезла в отбросы? – удивилась я.

Рита принялась накручивать прядь волос на палец.

– Ты представляешь, как выглядит мусоровоз? – спросила она наконец.

– Такой оранжевый грузовик, весь железный, сзади есть дыра, в нее из бака засыпается мусор, его какой-то механизм утрамбовывает и внутрь машины пропихивает.

– Это сейчас такие ездят, а десять лет назад их было мало, часто отходы вывозили на обычном самосвале. Шофер опрокидывал бачки в кузов, затем накрывал содержимое брезентом и рулил по другому адресу. Наберет полный борт – и на свалку.

– Тяжелая работа!

– Зато выгодная! Богдаша здорово прибарахлился, когда на помойку ездить начал! Мы с ним в кафе познакомились, я точку только открыла, Ломейко тут обедал, около полудня прикатывал, и всякий раз с подарками. То рулон клеенки припер, как раз на десять столов хватило, то вазочек пластиковых надыбал, остальное и не вспомню. У него в машине имелся деревянный отсек, Богдан туда интересные находки складывал. В кабину к себе не прятал, если видел, что хорошее люди вышвырнули, в нычку пристраивал, перестраховывался. Вдруг ГАИ на трассе остановит и обшмонает, потом от вопросов не отобьешься: «Зачем у вас на сиденье рулон линолеума?» А так, все в кузове едет на свалку. Богдан очень хозяйственный был, мне такие мужчины по душе, все в дом, понимаешь?

– Да.

– И я ему нравилась, – грустно продолжала Маргарита, – незадолго до смерти он сказал: «Скоро денег накоплю на дачу. Мне приятель большой долг отдаст, я дом и куплю, тут, неподалеку, приглядел, в Воронкине. Отличное здание, низ кирпичный, верх деревянный, комнат много! Хочешь, поедем в свободный день, поглядишь? Там ремонт нужен, поможешь мне обои выбрать!»

Рита обрадовалась, предложение принять участие в осмотре будущей фазенды звучало почти как: «Выходи за меня замуж».

Через пару суток Богдан приехал в кафе намного позже обычного.

– Я думала, тебя не будет, – сказала Маргарита, увидав Ломейко, – ты чего, заболел?

Любимый выглядел не самым лучшим образом, бледный, под глазами синяки, губы по цвету сравнялись со щеками.

– Нормалек, – отмахнулся Богдан, – устал просто, колесо проколол, провозился кучу времени, из графика выбился.

– Бедняжечка, – пожалела его Рита, – сейчас я тебя покормлю.

Ломейко ел не в общем зале, а наверху, в помещении для своих. Когда Рита принесла мясо, шофер сказал:

– Иди в мою машину, я ее за углом поставил, подальше от посторонних глаз. Залезь в захоронку и осторожно вытащи мешки. В них сервиз.

– Откуда? – обрадовалась Рита.

– Кто-то к бакам выставил, – пожал плечами Богдан, – тарелки хорошие, чашки и даже блюдца есть. Сам не хочу их в кафе затаскивать, народ у нас болтливый, начнут трепать, что я тебе добро вожу. Дойдет до бригадира, неприятностей не оберусь, пристанет репьем, потребует делиться. Смотри, не упади с самосвала.

– Не беспокойся, я ловкая, – заверила Рита и побежала на улицу.

Через полчаса хозяйка кафе, открыв черный ход, перетащила добычу в подсобку. Пакеты оказались тяжелыми, и девушка устала.

Доставив последний куль в подсобку, Рита опять поторопилась к самосвалу, она хотела еще раз осмотреть отсек, чтобы убедиться, что он пуст. Маргоша вскарабкалась в кузов, поняла, что полностью освободила его, взялась за брезент, потянула и выругалась. Тяжелое темно-зеленое полотнище зацепилось за какую-то дрянь.

Тихо матерясь, Рита полезла посмотреть, что мешает брезенту распрямиться, и обнаружила сверкающее помойное ведро. Оставалось лишь удивляться бесхозяйственности человека, решившего вышвырнуть такую отличную вещь.

Не колеблясь ни секунды, Шпынь прихватила ведро и отнесла в подсобку. Вечером она помыла его, обнаружила гравировку, изумилась глупости людей, подаривших неведомому ей Михаилу тару для отходов, и пристроила добычу в своем личном санузле.