Хелена Секула - Туз пятой масти

– Прошу вас никому пока не говорить о моем признании… Разумеется, до тех пор, пока вы не примете решения, – промямлил «жених» в заключение чарующего вечера.

– Хорошо, добрый человек, – кивнула я. Как же я презирала эту крысу! Нетрудно было догадаться, что для Банащака я в «Омаре» такой же гость, как в горле кость. Потому-то Омерович и не хотел меня туда вести. Решив в этом убедиться, на следующий день я направила свои стопы в «Омар», заказала бокал вина, посидела с полчаса, и наконец-то Банащак соизволил меня заметить. Он вошел в кафе в обществе женщины, которую я видела с ним в прошлый раз, и сразу же направился ко мне.

– Добрый день. – Не спрашивая разрешения, он подсел ко мне за столик. Я поздоровалась. – Вы кого-то ждете?

Я молчала и недоуменно смотрела на него: тебе, мол, какое дело?

– Панна Дорота, я вас очень прошу больше не приходить в «Омар».

Значит, все так, как я и предполагала! Теперь самое разумное было бы встать и уйти, но я не могла этого сделать. В конце концов, по какому праву этот тип выгоняет меня из предприятия общественного питания?

– С тем же успехом я могу вас выкинуть из этой забегаловки!

Он опупел, и на какую-то секунду у него словно язык отсох! Банащак молча смотрел на меня, и только желваки играли на скулах.

– У меня такое же право здесь быть, как и у вас, – атаковала я скорее от страха, чем от наглости. – В гардеробе висит табличка: частный ресторан, владелец Бригада Костшица. Если я что-нибудь понимаю в анатомии, вы – не Бригида Костшица.

– Панночку здорово разбаловали… – прошипел он и повернулся к бару: – Бися! Барменша примчалась кабаньим наметом.

– Ваше присутствие в моем ресторане нежелательно! – чуть не по слогам отчеканила она, как вызубренный урок, и вернулась за стойку.

– Деточка, – с подозрительным добродушием продолжал Банащак, – если ты нас не послушаешься, в следующий раз… я тебе юбчонку-то задеру и выпорю, опробованный способ воспитания капризных детишек… Тогда сможешь пожаловаться мамке, а я сообщу, что пришлось исправлять ее просчеты в воспитании!

Боже! Как же я ненавидела его в этот момент! На кусочки бы разодрала! Да как он смеет так со мной разговаривать? Никто в жизни не смел так с мной обращаться!

Я не ответила. Встала и вышла, как оплеванная. На глазах закипали слезы бессильной ярости.

И я хочу бороться с этим зверем? Да ведь против него поможет только сила! Одна лишь грубая физическая сила способна расквасить эту наглую рожу, согнуть бычью шею!

Ну уж нет, если не силой, то хитростью, но я с ним справлюсь!

Выходя из «Омара», я поймала пристальный взгляд спутницы Банащака. «Трагические глаза!» – подумалось мне. И эти страдающие глаза смотрели на меня неприязненно, почти с ненавистью!

Но почему Банащак выкинул меня из «Омара»? Неужели что-то подозревает? Или хочет быть лояльным по отношению к моей матери? Неужто, не брезгуя шантажом, он при этом держит свое слово? Хочет уберечь дочь своей давней «знакомой»? Если так, то делает это он последовательно, хотя и жестоко. Наверное, именно Банащак запретил Омеровичу ко мне приближаться, вот почему тот побоялся идти со мной в «Омар».

Стало быть, матримониальные планы – собственная инициатива этого осла. Интересно, что бы сказал Банащак, узнай он о предложении Омеровича?

О том, что произошло в «Омаре», маме я ничего говорить не стала, да и вообще ни словечком не обмолвилась, что бывала в этом шалмане. И от души надеялась, что Банащак тоже станет помалкивать.

На следующий день мне позвонила некая пани Халина Клим и предложила встретиться в кафе «Бристоль». Я понятия не имела, кто это, а она не стала по телефону рассказывать, зачем хочет со мной увидеться.

– Пожалуйста, приходите ко мне… – Я назвала адрес.

– Нет-нет, это невозможно, только в кафе! – бурно запротестовала пани Клим, голос ее от волнения прерывался.

– Как я вас узнаю? – Отказывать ей я не собиралась, звонок меня заинтриговал.

– Но я вас знаю! – воскликнула она. – Я дважды видела вас в «Омаре».

Естественно, я тоже ее мгновенно вспомнила. Когда я вошла в «Бристоль», она уже сидела там. Те же измученные, страдающие глаза, то же мрачное лицо. Мне стало жаль ее. Может, эта пани Клим помешанная? Она старше моей матери и не такая красивая, но вообще-то еще ничего. Ухоженная, старательно накрашенная, в костюме цвета осенних листьев с отделкой из рыжей лисы.

– Вы очень молодая и очень красивая девушка. – Руки у нее дрожали и все время что-нибудь теребили: ложку, сигареты, спички.