Дарья Калинина - Одиноким предоставляется папа Карло

— Сгорел, — кивнула Таня. — Дотла сгорел. Но дело в том, что это было в некоторой степени ожидаемое событие.

— Как это?

— Понимаете, братия, которая населяла Троицкую обитель на Зайце, были людьми не самыми благона-дежными. В миру все они были горькими пьяницами, потом раскаялись, приняли постриг, но…

— Но старые привычки никуда не делись.

— Они с ними боролись, — заступилась за неизвестных ей монахов Таня. — Но иногда старое одерживало верх над новым. То и дело то одного монаха, то другого находили пьяным. Конечно, протрезвев, они искренне каялись, горько плакали над собственным падением, их наказывали, потом прощали, и иногда все этим и ограничивалось. Когда происходили отдельные эпизоды, легко было купировать проблему. Но дело в том, что и сам настоятель тоже был в прошлом подвержен этому пороку. И случалось, что и он сам напивался, а то и вовсе уходил в загул. И тогда уже вся братия, подражая наставнику, пускалась в пьяное веселье.

— А где спиртное-то брали?

— Было бы желание, а торговцы горячительным всегда найдутся.

— А деньги откуда находились? Торговцы даром ничего не дадут.

— Ну, деньги в монастыре имелись. Обитель была не из процветающих, но кое-какой доход с земли, бывшей в собственности монастыря, и с работавших в нем мастерских все же имелся. И поэтому можно было пьянствовать в свое удовольствие.

— А куда смотрело церковное начальство?

— Во-первых, добраться сюда было возможно только зимой или летом. Весной и осенью дороги превращались в сплошное месиво. А плыть по Зайцу можно было лишь на маленьких лодках, слишком мелкая речушка. Ревизоры сюда особо часто не заглядывали. К тому же все знали, что здесь делается, и поэтому лишний раз не совались. Меньше будешь знать, крепче будешь спать. Все знали, что в монастырь сосланы все пьяницы из более приличных обителей. Но куда-то же надо было их девать. Вот власти и закрывали глаза, предпочитая вовсе не замечать этот плохонький монастырь. Живут себе там монахи, и ладно. Но так как об их пристрастии всем было известно, и все понимали, что добром это может в один прекрасный день и не кончиться, то сам архив, монастырская библиотека и вообще все ценное, что имелось когда-то в монастыре, потихоньку перекочевало в город и находилось в ведении епархии.

— Другими словами, в монастыре оставались лишь стены и населявшие их пьяницы.

— Еще здесь работали мастерские. Многие монахи были умелыми мастерами. В моменты, когда им удавалось одолеть зеленого змия, они очень даже старались. Особенно выделялась иконописная мастерская. Одному молодому мастеру даже прочили славу Андрея Рублева. Он был еще очень молод и мог бы многого достичь, если бы не тяга к спиртному. Впрочем, следом за очередным падением у мастера следовал душевный подъем, он писал чудесные иконы, которые расходились по многим обителям. Но с головой у этого художника было не все ладно, потому что поговаривают, будто бы именно он и подпалил обитель.

— И это все?

— Разве мало? Если хотите узнать больше, поезжайте в музей.

Именно так друзья и собирались поступить. Но перед этим им еще нужно было вызнать кое-что у Тани.

— Ты вот упомянула, что новый монастырь хотели возвести на месте старого, сгоревшего. А потом передумали. Почему?

— Я же сказала, место уже занято. Там живет ваш художник. Уезжать он не хочет. Не силой же его выгонять.

— И монахи так легко сдались?

— Что же делать, если человек не хочет уступить?

— И они не пытались на него как-то повлиять?

— Приезжали, разговаривали. Но все без толку.

— И они отступились? — продолжал настырно допытываться у нее Костик. — Вот так взяли и отступились от своих планов из-за какого-то одного чудака? Не пытались его подвинуть?

— Что-то я не понимаю, к чему ты клонишь, — сказала Таня.

— Да, — вмешалась в разговор и бабушка. — Чего это ты, Костя, завелся?

— Я объясню. Вы же знаете о вчерашнем покушении на Евгения Васильевича, которое случилось в доме художника?

— Это ты о чиновнике, которого едва не застрелили? В новостях передавали, что идет на поправку.

— А вот художник уверен, что стрелявший просто промазал. И что он целился вовсе даже не в Евгения Васильевича, а в самого Виктора!

— Вот это дела! И с чего вдруг?

— А с того, что Виктор считает, это церковники пытаются его сжить со свету.

Бабушка всплеснула руками:

— Батюшки! Страсти-то какие на белом свете делаются! Это где же такое видано, чтобы верующие люди или тем паче священники до таких грязных дел бы опустились? Что ты, Костя, ерунду придумываешь!