Наталья Никольская - Пропавшие закорючки

Игорь подумал: да, совсем другое поколение, которое продолжает хранить традиции, пусть даже и таком смешном ви– де, как его Евдокия Тимофеевна.

Итак, усевшись среди ночи писать письмо, Бабуся тут же обнаружила, что не может точно припомнить, как правильно пи– шутся многие слова.

Все «шибко грамотные» в доме давно спали, а отправлять письмо, буквально переполненное ошибками (Прасковья куда бы– ла более грамотной, чем баба Дуся, и даже одно время работа– ла в школе учительницей младших классов!) Бабусе все-таки не хотелось.

И тут она услышала, как за стенкой в чулане возится и тяжело вздыхает рыжий арестант.

Сергею Лисицыну не спалось – он бессонно кумекал, как ему следует дальше себя вести.

– Сынок, – тихонько постучала ему в дверь Бабуся. – А, сынок! Ты там чего, не спишь, или чего?

– Какой я тебе сынок? – нехотя огрызнулся «рыжий». – Совсем, что ли, офонарела, старая? Чего пристала? Ну не сплю, а тебе чего? Подкоп я тут у тебя делаю, под бетонную плиту…

– Ну, внучок, а если хочешь – правнучек, мне ведь без разницы, – нисколько не обиделась баба Дуся. – Ты мне только скажи, как правильно написать слово «шишнадцать», «шиш» или, может, «шаш»? А то я тут письмо пишу, сомнева– юсь…

– Ну, ты даешь! – помолчав, проговорил «рыжий». – На фиг тебе?

– Да вот, хочу написать, что недавно мне тут в городе на базаре пришлось на целых шишнадцать рублей лука и морквы всякой покупать, а у моей Параши, да и у меня самой раньше этого добра бесплатно целый огород был засажен, как грязи везде понатыкано. Обидно мне очень стало!

– Обидно ей! – проворчал за стеной арестованный. – А вот мне если «шишнадцать» лет ни за что ни про что припаяют, думаешь, не обидно будет?

– Как же, тоже обидно, – согласилась Бабуся.

– Выпусти меня, бабулечка, а? – воодушевился вдруг Серега. – Ну чего тебе стоит? А я больше не буду, бабулеч– ка, плохо себя вести, я сразу исправлюсь, хорошим стану, но– вую жизнь сразу начну! Давай, пока все спят, а? Никто и не догадается, как я исчез. Ведь я полный сирота, бабулечка, нет у меня ни отца, ни матери, ни бабушки, ни дедушки, неко– му меня было учить, но теперь я и сам сразу же за ум возь– мусь, только выпусти…

– А ты мне письмо написать поможешь?

– Конечно, только ты давай, бабка, быстро и тихо, что– бы мы никого не разбудили! – обрадовался «рыжий» и тут же подсказал, что слово, с которым у старушки случилась зако– вырка, нужно писать «шистнадцать», и даже процитировал шепо– том зазубренное со школьных времен правило, что «жи» и «ши» надо писать с буквой «и».

Впрочем, в написании некоторых слов «рыжий» все-таки явно и сам затруднялся.

Тут-то он и вспомнил про своего хорошего знакомого по фамилии Анчуткин, сказав, что этот человек точно все слова знает, потому что грамотнее и умнее его вообще невозможно никого на свете отыскать.

В скором времени письмо «на деревню бабушке», которое заняло всего страничку большими, неровными каракулями, было благополучно завершено, и к тому же Бабуся почувствовала, что смертельно захотела спать.

– Знаешь что, я бы тебе непременно открыла, – сказала Бабуся уже сгоравшему от нетерпения Сереге. – Но только вспомнила, что с замком нипочем в одиночку не совладаю, он тут у нас тугой слишком, так что все равно на помощь людей будить придется…

– Дура ты старая! – в сердцах проговорил «рыжий» и снова вздохнул и замолчал – ушел в себя.

«Не такая уж и дура, – подумала про себя Бабуся, ловко заклеивая языком конверт. – Одна бы я точно не справилась, а так хоть вместе время не скучно скоротали…И потом – та– кого отпустишь, сжалишься, а этот сиротинка сразу же душить наброситься, да за ножики хвататься, слышали мы эти разгово– ры, знаем…»

– А какой предмет преподает ваш Анчутка, или как там его? – спросил Игорь, обращаясь к Александру Ивановичу.

– Сейчас, кажется, историю России. Но раньше, много лет подряд Анчуткин читал марксизм-ленинизм, разбирал со студентами проблемы коммунистического строительства в Со– ветском Союзе – в общем, занимался анти-историй, как я это называл, и к тому же был на нашей кафедре парторгом. А сей– час переквалифицировался, про Россию-мать говорит, даже ка– кое-то патриотическое движение, кажется, возглавляет, мухо– мор несчастный…

Игорь обратил внимание, что рассказывая о своем закля– том враге, Александр Иванович непроизвольно морщил нос, словно даже сама биография Модеста Матвеевича Анчуткина из– давала какой-то весьма неприятный запах.