Ольга Степнова - Изумрудные зубки

– Маша! Маша! Ты перепутала чемоданы!

Он уже стоял перед ней – с улыбкой до самых ушей, круглыми голубыми глазами и необыкновенно крупными веснушками на носу и щеках. На нем была рубашка в крупную клетку с невероятно длинными рукавами, скрывающими кисти рук и синие джинсы, перехваченные ремнем на поясе.

Он был милый, смешной и страшно провинциальный.

– Да ладно бы чемоданы перепутала, а то и гитару забыла, и ящик какой-то деревянный оставила! Небось, бешеных денег стоит! Пришлось мне стоп кран срывать и тебя догонять. – Он засмеялся.

Татьяна бросилась к нему на шею и расцеловала в веснушчатые, шершавые щеки.

Он смутился и покраснел.

– Зачем ты раскидала по полю мои вещички?

– Извини. Я сейчас соберу.

Она мигом собрала все журналы и уложила их в чемодан. Молнию он закрыл сам.

– Небось в ГУМе чемодан покупала?

– В ЦУМе, – засмеялась Татьяна. – За шестьсот пятьдесят рублей.

– В ГУМе дешевше давали, – деловито сообщил он и потащил чемодан в тарахтевшую у обочины «Волгу».

– Ты не представляешь, как я тебе благодарна! – закричала Татьяна и побежала за ним. – У меня ведь в чемодане все! Деньги! Документы! Краски! «Сто лет одиночества»!

– Я знаю. – Он открыл багажник и забросил туда чемодан.

– Спасибо тебе.

На заднем сиденье она увидела свой этюдник и гитару. Татьяна уселась рядом с ними еще раз сказала:

– Спасибо! Я забыла как тебя зовут.

– Паша.

– Паша. А я Таня, а не Маша. Я пошутила.

– Ой, здорово! Мое любимое имя. У меня так маму зовут, сестру, и девушку... бывшую.

– Которая тебя из армии не дождалась? – засмеялась Татьяна.

– А что, я это уже говорил?

– Мы едем или тут любовь крутить будем? – спросил водитель-частник, врубая первую передачу.

– В Москву? – спросит Паша Татьяну.

– В Москву! – Она громко бряцнула гитарными струнами. – Я вынуждена вернуться. Мне позвонили и сообщили, что с одним человеком случилась беда.

– Документики и деньги нужно всегда держать при себе, – нравоучительно сказал Паша. – Глупость какая – таскать все в чемодане!

– Глупость, – согласилась Татьяна. – Просто я очень торопилась, собирая вещи. И на вокзале торопилась, покупая билет. Я ничего не соображала, вот и сунула паспорт в чемодан.

– Ты и сейчас ничего не соображаешь, – засмеялся Паша.

Они уже выехали на МКАД и тащились медленно в пробке.

– А я рад, что пришлось вернуться! – сказал Паша. – Мне Москва ой как нравится. Устроюсь, пожалуй, куда-нибудь на работу, протяну еще месяцок, другой. А там видно будет. Может, женюсь на московской девчонке! А то скучно у нас там в Болотном. Ну лес, ну речка, ну птичий грипп! А в Москве дома – во! Дороги – во! Возможностей – ого-го! Можно и президентом стать. – Он так размахался руками, что заехал Татьяне в лоб.

– Пардона прошу, – извинился он и дурашливо шлепнул себя по руке. – Ты в Москве где остановишься?

– Пока нигде. На вокзале, наверное.

– Так давай скинемся и снимем комнатку у Веранды. Одну на двоих! Там, конечно не люкс, но жить можно.

– Кто это – Веранда?

– Тетка такая. У нее три комнаты в коммуналке, она их сдает недорого. А главное, не на окраине, а почти в центре. Давай!

– Не знаю, – Татьяна пожала плечами. Недоразумение с Глебом, скорее всего, разрешится в ближайшее время. Что она будет делать в Москве?

– Ты не думай, я к тебе приставать не буду! – засмеялся Паша. – Мне девушки полные нравятся, пониже и помоложе. Так как, скинемся на хату? Шторкой комнату перегородим и заживем! Что ты в Новосибирске не видела? А тут! Дома – во! Машины – во! Возможностей – ого-го! – Он опять размахался руками, снова задел по лицу Татьяну и снова побил себя по кистям. – Так как?!

– Не знаю. У меня сейчас очень большие проблемы и пока я их не решу, я совсем ничего не знаю. Мне нужно на проспект Мира, – сказала она водителю и назвала адрес.

Таня терла тряпкой подъездную стену.

Кровь оттиралась легко, а вместе с кровью оттиралась и грязь. Стенка становилась ярко желтой, блестящей, и словно бы давала солнечный свет в этот дождливый пасмурный день.

Когда все ушли из квартиры – и оперативники, и Сычева, Таня позвонила в школу и сказала, что сегодня придти не сможет. Любопытная секретарша Софьи Рувимовны попыталась было вытрясти из Тани подробности, но Таня сказала ей «до свидания» и повесила трубку.

Она обошла квартиру, прижав руки к груди, чтобы сердце не колотилось так бешено. Таня знала, где Глеб хранил початую бутылку коньяка, достала ее из серванта и отхлебнула прямо из горлышка. Озноб, испугавшись таких радикальных мер, сразу прошел, а сердце перестало ухать.