Дарья Донцова - Пряник с черной икрой

Я кивнула.

— Мои мысли шли в том же направлении. Правда, я подумала, что Маргарита Леонидовна тайком от семьи принимала наркотики.

— Говорила уже, она сидела на мощных антидепрессантах, — встряла в разговор Окошкина.

— Ольга о том, что ее мать была зависима от лекарств, не сообщала, — вздохнула я, — но мне пришло в голову, что безутешная женщина после потери маленькой дочки принимала некий препарат. И навряд ли она ходила по врачам за рецептами. Вдруг купила какое-то снадобье, скажем, у знахарки? Возможно, целительница приходила к Венькиным домой… Но Оля отвергла это предположение. Она сказала, что Петр Юрьевич не любил посторонних в доме и даже семейные праздники, чтобы не звать гостей к себе, Венькины отмечали в кафе. Еще заверила меня, что к народным лекарям мама никогда не обращалась. Накануне рокового дня никаких проблем со здоровьем у нее не было. В доме тогда служила горничной некая Люся, Людмила Павловна Ершова. Прекрасная прислуга, просто идеальная. Хозяйка на нее нарадоваться не могла. Сейчас вспомню, что о ней Ольга говорила… Кажется, так: москвичка, не пьет, не курит, семьи у нее нет, занята только работой. На вид хрупкая, но обладает завидной физической силой. Не красавица, что при наличии в доме двух мужчин весьма предпочтительно. Невероятная чистюля. Готовит — язык проглотишь. Молчаливая. Обожала хозяйскую кошку, вечно ее целовала-гладила. Проработала три месяца, заменила прежнюю прислугу, которая внезапно ушла. Ни разу не опоздывала по утрам. Вот как хвалила эту горничную Оля. А когда ее мать вдруг заболела, Люся очень помогла семье, десять дней ухаживала за хозяйкой, пока искали сиделку. Но едва в доме появилась медсестра, у Людмилы заболел отец, она взяла отпуск и более в семье не появлялась.

— Странно, — протянула Вера.

— Не вижу ничего подозрительного, — пожал плечами Костин.

— А почему она не захотела дальше работать? — прищурилась Светлана.

— Ершова решила покинуть дом, где появился инвалид, — нашел объяснение Костин.

— Возможно, вы правы, — согласился Макс, — но следует все же поговорить с Ершовой. Мы совершили ошибку, не сделав этого раньше.

— Профессор прав, — сказал Михаил Лаптев, — у преступников были семьи. У нас есть список тех, кого мы отыскали и вернули в места весьма отдаленные, но, понятное дело, начинали мы работу с информации о родственниках беглецов.

На следующий день вечером Макс, Володя, Игорь и я сидели в кабинете Вульфа.

— Гарик, у тебя глаза, как у больного кролика, — сказал Костин.

— Я сутки, глядя в мониторы, просидел, — вздохнул компьютерщик, — никакие капли не помогают. Но вроде понял, кто, возможно, главное действующее лицо. Я нашел домработницу Венькиных. И — та-ра-рам! Людмила Павловна Ершова спокойно обитает в Москве, год рождения совпадает, проживает по адресу, который в паспорте указан. Все похоже, но эта Люся — не наша Люся. Ершова работает в супермаркете, причем давно. Когда домработница Людмила мыла полы у Венькиных, кассирша Людмила пробивала чеки, ее постоянно видели и покупатели, и сотрудники. Настоящая Ершова никогда смены не пропускала, она вообще очень ответственная, ее хотят сделать главным администратором. Я связался с Ольгой Венькиной, выяснил: горничная у них появилась в конце марта. А десятого марта у кассирши украли сумку. Срезали, когда она в метро ехала. Пропали деньги, косметика и… паспорт. На основании заявления в полицию кассирше Ершовой выдали новый документ. Понятно?

— Да уж! — покачал головой Костин.

— Теперь о родственниках преступников, — перешел к другой теме Игорь. — Всего за годы работы командой найден тридцать один человек. Учитывая малое количество сотрудников, это очень высокий результат. У четырех убийц никого из родных нет, они воспитанники разных детдомов. Отец, мать, сестра одного преступника — члены секты «Путь к спасению», живут где-то на Алтае в замкнутой общине. От двадцати двух осужденных родня отказалась. Дети, жены, родители — все поменяли фамилии и постарались затеряться на просторах России. Их поведение понятно: если соседи или коллеги по работе узнают, что рядом находится, скажем, супруга маньяка-педофила, на совести которого десятки замученных маленьких детей, мало женщине не покажется. Осталось четверо негодяев, кого поддерживают близкие. Итак… Ваганов. Осужден за восемнадцать убийств. У него есть мать, которой сейчас восемьдесят шесть лет. У нее букет болезней, она живет в Кемеровской области, никуда не выезжала долгие годы. От сына не отказывалась, слала ему письма в СИЗО, но навестить не могла — не было сил и денег. Агалбеков. Его отец инвалид по диабету, ампутирована нога, он не ходит. За ним ухаживает дочь. Больше родни нет, живут на границе с Таджикистаном. Старик и дочь плачут, говорят, что Исмаила оговорили, не мог он пенсионеров по голове молотком бить и деньги отнимать, не так его воспитывали, он хороший, добрый. Денег и здоровья на то, чтобы поехать в Москву, у Агалбековых нет. Сергеев. Москвич, есть сестра. На момент ареста была жива мать, она навещала сына в СИЗО, приносила передачи. Когда объявили приговор — пожизненное заключение за убийство водителей на пригородных трассах с целью захвата их транспортных средств и личного имущества, — упала без сознания. Инсульт. Умерла в зале суда до прибытия «Скорой». Сестра после кончины матери содержится в доме престарелых, у нее синдром Дауна. Итого — у тридцати преступников нет близких, способных мстить.