Валерий Смирнов - Как на Дерибасовской угол Ришельевской

А у журналиста Павлова свои проблемы. Потому что сегодня, оказывается, Андропов брякнул: если к плану прибавить всего полпроцента, а себестоимость снизить на столько же, так завтра без подзорной трубы наши потомки увидят зарю коммунизма. После этого арифметического высказывания Москва звонит в Киев, Киев — в одесский обком, обком — тут же редактору газеты. И вся эта забота Андропова за народ в результате выливается на голову одного только Павлова. А что он может сказать редактору, если художники, соревнуясь в скорости создания шедевров, уже лепят в своих плакатах над головами бодро создающего материальные блага пролетариата нимбы из полупроцентов? Может только и спросить его: на хрена нам нужны бухгалтера, если генсек говорит о процентах в объемах столь любимых Павловым полулитровок? Редактор честно отвечает: маразмы по бухгалтерам и их полезности еще остаются в силе, но лично для Павлова главнее всего сегодня цифра 0,5.

Кригер не сильно обрадовался, когда узнал от кореша: за республиканское совещание все равно надо писать, несмотря на очередную дурь из центра. И честно признался коллеге: ему так же хочется ехать в Киев, как самому Павлову карябать своим золотым пером свежую мудистику, придуманную в Москве. Тут Павлов нагло заявляет, что как раз на полпроцента он согласен и просит Кригера не переживать, а ждать его дома с билетом на самолет до республиканского совещания. Кригер понимает: если коллега что-то говорит серьезно, значит вместо совещания по бухгалтерии он вполне сможет поприсутствовать на более важном мероприятии. Потому как Павлов был до многого способен, несмотря на то, что отказался ходить вечерами в университет марксизма-ленинизма. Горком был недоволен Павловым по этому поводу, зато его жена сочинила стих «Там, где пехота не пройдет и бронепоезд не промчится, мой муж на пузе проползет и ничего с ним не случится».

Павлов со всех ног гонит на своем «Жигуле» у порт за полупроцентами. Одесса — это прежде всего город-морские ворота нашей родины, а потом все остальное. И многие трудовые почины, оказывается, ошивались в этих самых воротах на передовых рубежах. Так что Павлов по-быстрому заскакивает у порт и со смаком, не торопясь, товарится в экспортном магазине-гастрономе № 25, который всем своим видом доказывает: для кое-каких людей Продовольственная программа давно выполнена. Боец идеологического фронта набивает багажник меню, до которого привыкла андроповская шарага со своими полупроцентами и бежит на склад, где третий час перекуривает бригада коммунистического труда в ожидании вагонов. Павлов по-быстрому объясняет жующему колбасу бригадиру Полищуку, с какой инициативой он уже выступил, на что руководитель коллектива безоговорочно продолжает чавкать в знак согласия. Полищук привык до того, что от него требовала партия за долгие годы. И вся ее забота о народе укладывалась со здравым смыслом не хуже этой арифметики с процентами.

Бригадир дожевывает колбасу и делает заявление:

— Ребята! Да заткнитесь вы… Слушайте сюда. Давайте увеличим за полпроцента и столько же снизим… И призываем всех топать за нами по этому пути. Хорошо?

Одни сказали «хорошо», другие брякнули, что будет еще лучше, если тариф по такой идее станет двойным. Третьи допили и молча качнули головами.

А Павлов этого не видел, потому как уже смылся к Кригеру, Зато через день в отраслевой московской газете появился репортаж о новой инициативе на морском транспорте с призывом ко всем труженикам министерства брать пример с коллектива орденоносца Полищука.

Когда бригадир Полищук успел забыть, к чему он призывал родную бригаду, Павлов и Кригер мчались в аэропорт, чтоб «Флаг коммунизма» не остался без гвоздевого материала.

Если Кригеру нужна бухгалтерия, а Павлов жить не может без полупроцентов, так у милиции свои заботы: три недели назад Андропов поднял страну на борьбу с нетрудовыми доходами. Поэтому у здания аэропорта вовсю идет сражение с теми, кто превратил свой личный транспорт в кастрюлю, где варится неправедная башмала. На глазах у стоящего под зданием аэропорта старшего лейтенанта с мордой поперек себя шире, чтоб мимо нее не проскочил ни один нетрудовой доход, Кригер достает из кармана четвертак и демонстративно протягивает его Павлову. А тот выуживает изо всех карманов смятые рублевки, пересчитывает их пару раз и отдает Кригеру, который решительно вылазит из машины и прет на самолет выполнять редакционное задание. Мент спокойно смотрит на отъезжающие «Жигули» Павлова, сообщает по рации его номер, тормозит спешащего сделать приятное своим читателям Кригера и требует его документы. Кригер протягивает старшему лейтенанту свой настоящий паспорт, а мент вместо того, чтобы проверить, не переклеена ли на нем фотография, сует это свидетельство о крепостном праве себе за пазуху. А потом спокойно спрашивает у начинающего нервничать Кригера: сколько он заплатил водителю? Кригер честно отвечает: ничего. Ну в самом деле, разве Павлов взял бы хоть копейку с кореша? Так мент же не знает за этот расклад. Он просто гонит: пока Кригер не скажет правду, его паспорт будет лежать в сейфе под трехзвездочным погоном.