Валерий Смирнов - Как на Дерибасовской угол Ришельевской

Раз Капон молчит, просить Боцю два раза за одну долю не нужно. Он отходит от камеры, попутно замечая, что солнечное освещение вконец скурвилось. А Моргунов распекает одну из девушек за плохо выученную роль со словами «Я готова на все».

Так и Майка внизу на все готова, а помполит далеко не в том возрасте, когда от жары может подымать только стакан. Но он не реагирует на Майкины намеки, и Пилипчук, растерев остатки терпения по цейтноту, виснет у моряка на шее, как якорь на цепи. А тот ведет себя так, словно его тянет книзу не прекрасная дама, а тот самый якорь, на который Майка при всем желании была непохожа. Тогда Пилипчук, сделав перепуганные глаза, отпускает загорелую шею помполита и визжит: «Нахал! Как вы посмели!» Помполит отходит в сторону, извиняется за свою невнимательность и доливает Майкин стакан. А она нагло требует вовсе не долить «Мартеля» так, как пьют у нас, а не там, где помполит так мелко привык наливать. Просто из себя выскакивает от гнева, чтоб моряк вышел и дал возможность скромной девушке одеться. Помполит с видом лоха спокойно вылазит за дверь, а Майка радуется, что разбросала свою робу по всей каюте и может ее спокойно обшмонать в поисках нижнего белья. Как на радость, майкино белье было антисоветского производства. И своими размерами не напоминало те чехлы от танков, что поставляет дамочкам под видом трусов наша самая легкая в мире промышленность. Вот такое белье можно с ходу найти без бинокля во Дворце съездов, не то что в судовой каюте. Так Майка ищет не такие, а свои собственные, далеко не хоккейные, трусики, но чемодана с браслетом не увидела даже в стенном шкафу. И в конце концов ей пришлось дослушивать лекцию любимого Гончаренко вместе с экипажем и капоновским портфелем в большой сумке. А моряки что-то плохо стали вникать, как враги в своих магазинах подсовывают им отравленную аллергией жвачку, и стали облизываться на Майку с большим интересом, чем на популярного писателя.

Киносъемочная группа прикрытия спускалась на причал, где вертел краном передовик Фаткудинов. Заметив доброе выражение морды Канона среди заливающихся хохотом статисток возле режиссера Моргунова, Фаткудинов на кране стал догадываться, как Штирлиц у полуподвале: что-то у них не сложилось. И от такой мысли уронил поддон на причал.

— Что ты наделал! — заорал бригадир. — Теперь, мать твою туда, придется, пошел ты туда же, выкупать это такое же оливковое масло, мать и его, за свои собственные деньги, их тоже мать.

И бригада стала весело собирать упавшие на причал и слегка согнувшиеся жестяные банки с дефицитным грузом, на который предварительные заказы были давно собраны.

Съемочная группа уже смылась с территории порта, а Фаткудинов все еще думал за последствия этого кино. В себя его привело обращение бригадира:

— Ты что там, спишь? А ну веселее…

Фаткудинов оторвал поддон от причала, поднял его на метровую высоту и бережно грохнул вниз.

— Что ты наделал! — снова заорал бригадир…

Притихшая Майка и возбужденный больше моряков своей собственной лекцией Гончаренко шли к трапу в разных настроениях. Вахтенный на всякий случай взял автограф и у Майки.

— Ну и помполит у вас, — посочувствовала Майка, расписываясь на открытке с памятником Ленину.

— Так я ж говорю, пидор хуже прежнего, — попрощался вахтенный.

Будь капоновское шобло пофартовее, иди знай, чем бы завершились приключения этого чемоданчика. Но ко всем делам нам еще не хватало, чтоб какая-то не самая знаменитая одесская банда вот так нагло и раскрутила в присутствии КГБ международное революционное движение на лимон долларов, который-таки да лежал в «дипломате» на том «Друге», только у. совсем другой каюте. Иди знай, может, Капон использовал бы эти деньги с гораздо большей пользой, чем тот ветер, на который их, как и многое другое, выкинули во времена, когда мы жили в могучем и непобедимом снаружи и изнутри Советском Союзе. И эта история могла бы еще раз прославить наш город. Так если не каждый наш скрипач Ойстрах, то любой Капон и подавно не Аль. У Одессы на этот счет не всегда бывали удачи, что доказывает старинная песня «На Молдаванке музыка играла, а фраер сам с собою танцевал».

С тех пор многое изменилось, и мы стали сенегальцами. Потому что если «Эссен» по-немецки кое-что означает, так «г» по-русски все понимают без словаря. И выходит — СНГ. Хотя, если государство бывает зависимым, то кому надо такая страна? А если в том смысле, что от нее ни черта не зависит — так тем более. Но не это же главное. Главное, что Одесса стоит, как и в те времена, когда Андропов дорвался до кинотеатров и парикмахерских в рабочее время. По этому поводу кое-кто перестал рисковать ходить днем по кабакам. Так Моргунов с Капоном не были шлангами и с песней воспользовались такой ситуацией. Но это уже совсем другая история…