Маша Стрельцова - Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому!

— Спасибо, — выдавила я из себя, повернулась и на негнущихся ногах поковыляла к лифту.

Сейчас главным было донести свою боль до дому, не расплескав. Не упасть посреди холла на колени, рыдая от того, что душу мою жгут каленым железом, и это непереносимо. Не выть, словно на похоронах, оплакивая нечто умершее в моей душе.

— Ангелов тьма одесная , — шептала я непослушными губами, — сила защитная и чудесная…

Дверцы лифта бесшумно разошлись, я зашла, нажала на кнопку своего этажа и бессильно упала на банкетку, чувствуя, как слезы комом встали в горле.

— Их крыла надо мной …, — с трудом продолжила я вызов на защиту, и тут не выдержала.

Я упала навзничь на обитую черным атласом банкетку. Меня ломало и корежило от немыслимой боли…

« Я старый солдат, и не знаю слов любви, но при виде вас мое сердце разрывается от нежности… ».

Меня словно сжигали на костре, кровь вскипала болью в моих венах, а сквозь языки пламени и вопли толпы я слышала его бархатистый и родной голос.

« Но я так же гарантирую, что если я на тебе не женюсь, я буду жалеть об этом каждый миг моей жизни ».

И я не выдержала, я зарыдала, громко, в голос, по-бабьи. Я заткнула уши, я не желала слышать более слова, которые раскаленными иглами выжигают рваные дыры в моей душе. Каждое слово заставляло выгибаться мое тело от немыслимой боли…

« Потому что ты единственная в моей жизни », — строго и печально сказал он мне, преодолев все преграды.

До утра я рыдала, словно пытаясь вместе со слезами выплакать и горе. Ничего не видя от слез, я бессмысленно ходила по квартире, светло улыбалась, натыкаясь на вещи Дэна, прижималась к ним щекой, а потом раздирала их в мелкие клочки.

Только на фотографии, где мы вместе — рука у меня не поднялась.

Все это время он был со мной, чтобы в конечном итоге меня убить. Если бы я вышла замуж за него — я бы умерла. Я сделала его наследником — и потому он посчитал, что мне пора умереть.

А я его все это время любила. У меня замирало дыхание, когда я смотрела на его точеный профиль. Его голос был для меня чудеснее пения ангелов. Он действовал на меня, словно наркотик, ибо без него меня — ломало.

Несколько зеркал, попавшихся мне на пути, я разбила. Ибо мое лицо и без того некрасиво, а уж многочасовая истерика и слезы и вовсе сделали его уродливым.

«Вот почему Дэн не смог тебя полюбить», — шептали мне отражения, и тогда я уничтожала их.

«Сейчас я проплачусь, — тупо твердила я себе, — я склею разбитое сердце и все у меня будет хорошо. Вот только никогда, ни одному парню за свою жизнь я больше не поверю… Хватит с меня боли. Я буду беречь свое бедное сердечко от самой малой привязанности, и тогда никто не сможет сделать мне больно. Я смогу. Я сильная, черт возьми!»

Лора тенью ходила за мной, молча переступала через осколки зеркал и разорванные на клочки джинсы, принадлежащие парню, которого я любила. Я была ей благодарна за то, что не видела радостного блеска в глазах. За то, что она молчала и лишь тяжко вздыхала, но мнения не высказывала.

В девять часов утра я пошла в ванну и долго умывалась холодной водой. Потом сделала макияж, попытавшись замаскировать следы истерики, заплела косу и поехала в нотариальную контору, вывеску которой я видела неподалеку от дома.

Дэна я из числа наследников не исключила. По новому завещанию он получал картину, написанную лично мной. Весьма неудачный мой опыт в живописи, даже не знаю отчего, но детям картина крайне не нравится. Мультиковская дочка аж зарыдала и за мать спряталась при виде моей мазни. На ней был запечатлен Баксюша на ветке березы, правда, был он похож больше на крокодила, чем на кота — но кого волнуют такие мелочи? Дорог не подарок, дорого внимание!

После этого приехала домой и засела за телефон.

Возможно — мой любимый меня все же похоронит, просто из вредности. Но уж совершенно точно то, что я за все, что он сделал — отомщу. Нельзя вот так грубо в сапогах пройти по душе влюбленной девушки.

От души никому не советую этого делать.

Потому как кто-то может и стерпит.

А я — я ему отомщу.

Только сначала он помучается ожиданием наказания.

С родителями он не общается, а так бы начала с них. Таким образом, прежде всего достанется тем, кто ему помогал меня убивать. Подельникам. А такие — были. Девочки, которые продали мне отравленные пирожки — исключаются, вряд ли они знали о начинке.

Но мужики в восьмерке и ведьма, что заковала мое тело фризом — их я найду. И Дэн узнает об этом.