Маша Стрельцова - Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому!

«Дурочка ты, — разъяснил голос, — турка удобна тем, что если в нее кофе сыпануть побольше да воды не пожалеть — гарантированно будет море пены. Что и требовалось для того, чтобы сделать вид, что пламя конфорки случайно было погашено…»

Я, не слушая его, оделась, вышла из квартиры и вызвала лифт.

«Не знаю что ты задумала, но чувствую, очки ты снимать никак не хочешь», — проницательно заметил голос.

«У меня отличное зрение», — ровно сказала я.

«Ты знаешь о чем я».

Я промолчала, зашла в подъехавший лифт и вскоре оказалась в холле на первом этаже. Машинально бросила взгляд на большие часы на стене — было половина третьего утра. Та-ак, спать я легла примерно в двенадцать, да и газ не успел распространиться по всей квартире… Получается, Дэн… тьфу, преступник пробрался в мою квартиру меньше часа назад.

Стуча каблуками по каменному полу, я пересекла холл и постучала в стеклянную будочку наших секьюрити. Потом еще раз. Звуки громко раздавались в сонной тишине нашего дома.

— Щаз, — раздалось из-за двери, что вела из охранницкой куда-то вглубь. Через минуту и правда появился встрепанный Сашка.

— Ну кто ж на посту спит? — укорила я его.

— Да какой пост, — махнул он рукой. — Ночью двери все заперты, у жильцов ключи, так что ходят только свои. А если дебош какой — так сплю я чутко. Вы чего хотели-то, Магдалина Константиновна?

— Слушай, — помялась я. — Мой заходил?

— И заходил, и выходил, — кивнул он. — А что?

Сердце дало сбой.

Все же он…

А я-то надеялась…

«Я тебе про что говорил?» — ехидно сказал голос.

— А во сколько уходил? — непослушными губами спросила я.

— Да часов в восемь вечера, сразу как вы зашли, — Сашка смотрел на меня и явно силился понять — чего мне от него надо в такое время.

Камень с сердца с грохотом свалился.

«Ну, что скажешь???» — ликующе закричала я голосу.

«Видеозапись с камер посмотри, — буркнул он. — Кто-то все равно заходил, не сама же турка на плиту спланировала».

«Это мысль», — я решила быть великодушной и не стала припоминать ему то, как он лажанулся, обвинив Дэна во всех грехах.

— Саш, мне б кассетку поглядеть с камеры у двери, можно? — лучезарно улыбнулась я охраннику.

— Не можно, — буркнул он. — Такие вещи только с разрешения начальника охраны.

— А все же? — нахмурилась я.

— Не по правилам. Завтра напишете начальнику заявление, укажете причины, он и рассмотрит вашу просьбу.

Саня явно не выспался и был потому слегка зануден.

Я облокотилась на стойку будочки и задушевно спросила:

— А спать на работе — это по правилам?

Парень явно задумался.

— А я ведь, Сань, трепло, каких еще поискать, — покаянно поведала я ему. — Меня к начальнику никак нельзя — все-е ему расскажу.

— Все — это что? — нахмурился Саня.

— Ну в общем-то ничего страшного, ты не переживай, — снова тепло улыбнулась я. — Ну и что, что вы с дружком намедни пиво пили тут, а потом песни на лавочке горланили? Надо расслабляться, все верно! Да и ночами спать — это обязательно! Иначе для организма вредно! А вот еще помню, как вы на день десантника….

— Ладно, хватит, — поморщился парень. — Заходите.

Дважды меня приглашать не пришлось.

Я ужом скользнула в будочку, из нее — в заветную дверцу, и вскоре я уже сидела перед экраном телевизора и просматривала пленку, отмотанную на два часа назад. Для надежности.

В час ночи народ еще ходил туда — сюда, но ни Дэна, ни Сереги, ни кого-то незнакомого. Все свои, жильцы. Правда, в полвторого зашел сосед с десятого этажа с вульгарной девицей, да спустя пятнадцать минут появилась молодая вдова с третьего этажа в обнимку с каким-то солидным мужчиной.

«Эх, все по парочкам», — грустно подумалось мне.

А потом дверь в подъезд на экране распахнулась, и в его проеме показалась знакомая двухметровая фигура. Дэн, не глядя по сторонам, прошел к лифту, а я сидела в полном ошеломлении…

Бо-оже…

Через двадцать одну минуту, судя по таймеру в углу экрана, двери лифта снова открылись, Дэн шагнул из него в холл и быстро пошел на выход.

Ну да, много времени на то, чтобы приготовить любимой девушке утренний кофе у него не ушло.

Я смотрела на его совершенное, неправдоподобно — прекрасное лицо, перекошенное злобой, и беззвучно рыдала. Любимый мой, это на меня ты так зол? За то, что ни в какую не умираю, за то, что рушу твои планы на мое наследство?

— Саня, продай кассету, — бесцветно сказала я.

— Продать — никак, мне утром отчитаться за нее надо, — покачал он головой. — А вот переписать ее — перепишу. Утром со смены пойду — занесу.