Бой кончился. Ревели и заливались в свисте зрителе. Фрэнк покинул ринг победителем… А на душе было муторно, нехорошо. Не потому, что пришлось три-четыре раза нарушить правила, нет! Стенли страдал: человек, которого он нокаутировал, был сильнее победителя, да, да, сильнее! Это подсознательно чувствовал Фрэнк, и душа его трепетала в бессильном отчаянии.
И вот сейчас, почти четырнадцать лет спустя, «Викинг», лежа на узенькой кушетке, вспомнил этот бой. Почему?
Внутреннее состояние, которое охватило нынче Фрэнка, напомнило чем-то «грогги», испытанное им после удара русского. Утратилась острота реакции, нарушилась стройная логика мышления. И, как трусливого бойца тянет нырнуть под канат, страстно хотелось благополучно улизнуть за пределы громадного ринга, занимающего более двух десятков миллионов квадратных километров. «Викинг» встал, присел на подоконник. По-прежнему ярко светило солнце, голубело небо и зеленели деревья. «Иди! Покоряй, подавляй, глумись!»
Но куда девалось чувство уверенности? «И кто это меня так стукнул? — подумал Фрэнк. — Вахидов, Перменев, наставленный на путь истинный другом Сенькой? Может быть, тот, бывший репрессированный?.. Или стриженный под машинку антагонист Сатыбалдыева?.. Чудак-изобретатель, пожертвовавший кровные деньги на детдом?.. Безусые целинники?.. Ах, да!.. Вспомнил, — Стенли улыбнулся. — Меня поразил тот старик, что решил отказаться от пенсии и приступить к работе в Совнархозе, вдали от семьи, от внуков!.. Мне просто нездоровится…»
Улыбка погасла. Внутренний взор «Викинга» представил ему в мельчайших подробностях ярко освещенный ринг и наседающего на него, несмотря на беспрерывные нокдауны, русского боксера с карими и, что особенно страшно, веселыми глазами… Он нападает беспрерывно — справа, слева… вроде на ринге он не один, а несколько человек. И вдруг Фрэнк все понял! Он изнемог от бесчисленных ударов, противники наседают гурьбой. А как отражать удары? Это же не бокс, где все расписано. Здесь люди руководствуются другими, совершенно непонятными Фрэнку правилами. На них не действует шантаж, их не прельщают деньги! Они вооружены какой-то внутренней силой… Идейность!.. Неужели и впрямь это не химера?!
— Чепуха! — громко воскликнул он вслух.
— Вы что-то сказали? — раздался голос Льва Яковлевича. Он давно наблюдал с кровати за шефом.
— Да так… Чепуха, — смутился «Викинг». — Куда это запропастился наш Джо… Ах, да! Я забыл, что послал его за газетами!
— Мне надоело сидеть взаперти! — сердито сказал экс-казначей. — С чего вы решили, что обязательно должны встретить на улице клиенток, заказавших туфли? Я хочу гулять, мне необходим свежий воздух! А вообще я нуждаюсь в курортном лечении, в Мацесте…
— Сиди. Сиди взаперти, храбрец! — зло бросил Фрэнк, по-прежнему неотрывно глядя в окно. — Лимит путевок в Мацесту исчерпан. На Крайний Север не желаешь? Воздух там очень даже свежий. Не хватает только провалиться… у финиша.
«Викинг» впервые говорил экс-казначею «ты». Сопако умолк.
— А вот и Джо идет, — несколько смягчил тон синеглазый шеф. — Газеты несет. Что-то больно спешит. Ни случилось ли чего?! Лев Яковлевич заерзал на своем узком скрипучем ложе. Послышался быстрый перестук шагов по лестнице, и в комнату влетел Джо.
— Нет, вы только полюбуйтесь, что творится на белом свете! — Джо швырнул газеты на стол и, схватив графин с теплой застарелой водой, единым духом опорожнил его до половины. — Уф!.. Ну и жарища!.. Что делается! Лучшие кадры гибнут, — стиляга уже успел пропустить стаканчик, от него пахло коньяком.
Стараясь сохранить спокойствие, Стенли, не торопясь, придвинул к себе газеты и принялся небрежно их перелистывать. Ознакомившись с содержанием центральных изданий, с интересом стал просматривать местные газеты.
— Та-ак… Пока не вижу причин для волнений. — приговаривал шеф. — Газета как газета… В колхозе «Хакикат» не борются с паутинным клещикам и совкой, запущен уход за посевами хлопчатника… Очень хорошо. Студент Эркин Бабаджанов спас утопающую девочку… Бог с ним. А вот совсем интересная статейка. Из Ленинграда. Собственный корреспондент сообщает о том, что Северная Пальмира деятельно готовится к своему двухсотпятидесятилетию. Ремонтируются и украшаются дома. Какое великолепное начало — «Зимний дворец в лесах новостроек!..» Хм… ошибочка проскочила — «Дом старинной рахитектуры».
— Перестань, старина. Не до шуток! — перебил Тилляев-младший. — Вот… полюбуйся.
Читать дальше