Сан-Антонио: Серенада для Грейс

Мы берем такси и едем в наш домик на окраине.

Фелиция говорит мне:

— У меня есть для тебя большая новость…

— Давай! Мы что, выиграли в лотерею?

— Не совсем… К нам на обед придет твой шеф.

Вот тут, ребята, держите меня! Крыша едет! Старик придет обедать ко мне домой?!

— Как это может быть, маман, такие чудеса? Мне рассказывали про чудеса Лурда и Фатимы — я в это слабо верю, но пережить чудо самому, наверное, еще интереснее.

Она смеется от всего своего доброго сердца.

— Твой шеф звонил мне и сказал, что ты прилетаешь сегодня. Он добавил, что хотел бы поболтать с тобой спокойно наедине, и если меня это не очень стеснит… Знаешь, Антуан, я решила начать с копченого языка, затем кебаб на вертеле… И потом я купила курицу…

И вот приходит босс, дорогие друзья! Мы его сажаем в наше лучшее кресло, и он сидит с сигарой во рту толщиной с мою ногу…

Мы уплетаем маманин язык, если можно так выразиться, потом кебаб, сначала тот, что жаренный на вертеле, а затем тот, что жаренный на сковородке, после этого и курочка пролетает незаметно…

Мы едим салат, сыр, пирожные, взбитые сливки…

Пьем кофе…

И только после этого я начинаю не торопясь рассказывать о своих приключениях…

Все, полностью, не пропуская ни одной запятой.

Босс опять закуривает сигару, и мы сидим в тишине и в дыму, погрузившись в свои размышления…

Наконец шеф поднимает руку к своему черепу, гладкому и блестящему. Не лысина, а концертный рояль!

— Думаю, что я пришел к тому же заключению, что и вы, — говорит он.

— Спасибо, патрон, я не…

— А, это! Я вас знаю, Сан-Антонио… Я не только знаю своих сотрудников, но я знаю также своих друзей…

Я смотрю на него…

— Вы, наверное, спрашиваете себя, почему Эммануэль Ролле заплатил так дорого за преступление, которого не совершал?

— Да, конечно…

— И если это не из-за женщины и не из-за любви, то тогда из-за мужчины и… опять же из-за большой любви…

— Да, именно… человека.

— То, что он мог сделать из-за жены или из-за любовницы, он сделал для своего друга… самого большого друга, самого близкого, для своего отца

— Я тоже так думаю, шеф!

— Вы говорите себе, что арендатор дома и владелец судоходной компании разительно похожи. Вы говорите себе, что, как только вы произнесли имя Ролле, Стоун решил вас ликвидировать…

— Точно так, патрон!

— Вы знаете, что у Ролле седые волосы…

— Да!

— А я вам скажу еще, что он обучался в Оксфорде, значит, прекрасно говорит по-английски…

— А! Вот как.

— Вы знаете, что красный «хиллман», оставленный в гараже Дувра, может означать, что машина принадлежит кому-то, кто постоянно курсирует между Францией и Англией, ездит туда и обратно через Ла-Манш…

— Короче говоря, — заключаю я, — мы оба сейчас знаем, что отец Ролле и есть Хиггинс, а, шеф? Он вместе со Стоуном организовал грязную торговлю наркотиками.

Дело набрало обороты… Старик рассматривал эту аферу как обычное дело — преступное, деликатное, сложное, опасное, но обычное… И он подрядил туда сынка… Но только у того были другие мысли… Он пошел на это без желания, без удовольствия. А когда старик стал убийцей, в тот вечер, когда он вернулся из Нортхемптона, Эммануэль все понял и решил сдаться… Убийца должен был защитить честь семьи, но сделал это за счет собственного сына.

— Именно так…

— Но вы же знаете семью Ролле. Вы считаете, что это как раз в их жанре? Шеф произносит без тени сомнения:

— Я думаю, да. — Он вздыхает. — Это страшное страдание для отца: ведь он так любил своего сына…

— Тогда почему он допустил его казнь?

— Бизнес, скорее всего… И потом, он понял, когда было слишком поздно. Эммануэль просто не выдержал бы мысли, что он сын осужденного на смерть, и предпочел стать жертвой… Преступление сына выглядело вполне банальным. Это почти естественный рефлекс, простительный в любом случае… Преступление отца было бы более одиозным и бросило бы тень на всю семью…

Он вспоминает о своей сигаре и выпускает большое облако дыма, закрывающее свет люстры, как английский туман.

— Сан-Антонио…

— Да, шеф?

— Когда вы поняли, что виновен отец Ролле?

— Как только обнаружил цифры на пуговице: 18-15-12-12-5… Даже не будучи специалистом по дешифровке, я сумел прочитать эту нехитрую криптограмму. Все стало ясно, когда я заменил цифры на соответствующие по порядку латинского алфавита буквы. Это дало фамилию Ролле.

На следующий день я читаю в газете: самоубийство колониального исследователя.